Юрий Касаткин: Гошка

Гошка этим утром проснулся очень рано. В окне, постепенно угасая, мерцали звёзды, а вдалеке над рекой «Ангара», уже светлело небо и виден был густой туман, похожий на огромное облако, прилёгшее на ночь отдохнуть на реке. Во дворе, глухо позвякивая цепью, лениво лаял пёс Джульбарс, больше видно так для порядка, мол, вот я сторож не сплю и всё вижу и хлеб зря не ем.

Кровать Гошкина, стояла у окна, и он вечером, меж неплотно задёрнутых занавесок, засыпая, любовался звёздами, а утром, если просыпался рано, то видел их постепенное угасание и восход солнца.

Жили они вчетвером – отец, мать, брат Лёня и Гошка. Как-то так повелось, что звали его все не Гошой, как положено, а Гошкой, сначала дома, а затем и на улице. Он не обижался, ему так даже больше нравилось, как-то по-простому, по-домашнему.

Отец его работал шофёром, но, когда подходила уборочная, садился на комбайн жать пшеницу. Это был крепкий, мускулистый мужик, с вьющимися русыми кудрями и весёлым, чуть насмешливым добрым характером. Когда отец приходил с работы Гошка забирался к нему на колени, обхватывал двумя ладошками его огромный бицепсы на руках и заставлял отца сжимать их, стараясь удержать, чтобы они не надувались. Отец весело смеясь сжимал мускулы и говорил Гошке: «Ничего не поделаешь сын, мало ты каши ел, вот и не можешь удержать!». А ещё, они иногда летом вместе с отцом и братом Лёней вечерами ходили на реку «Ангару» рыбачить. Особенно им нравилось рыбачить в «Хартаге». Откуда взялось это странное название никто не помнил, наверное, это что-то означало на бурятском языке, так как здесь жили коренные буряты, вперемежку с русскими, переселённых из затопленных деревень Русского Нельхая и Мучной степи. Теперь новое село называлось «Ангарстрой». «Хартага» – это некогда лесной, крутой овраг, затопленный водой два года назад (1963г), во время строительства Братской ГЭС, (1954-1967гг). Залив, сам собой и не большой, и не маленький, но противоположный берег виден очень хорошо. Рыбачить в нём было, просто одно удовольствие!

Получалось так, что рыбачишь в лесу, местами на отлогом, местами на крутом склоне бывшего оврага. Деревья, ещё не успели подгнить и стояли в воде зелёные, затопленные наполовину, в основном это были берёзы, а от некоторых торчали только макушки. Вот такая была глубина здесь местами!

Рыбы в "Хартагах", было очень много и она чувствовала себя комфортно, в этих лесных затопленных чащобах. В отличие от других открытых мест рыбалки, здесь червей копать не нужно было заранее для рыбалки, достаточно сгрести старые опавшие листья под берёзами и червей там было много. Была и особенность этой рыбалки. Горе было рыбаку, если он вовремя не подсёк и не вытащил удочку. Если клевал карп, или окунь – они обязательно заведут леску в коряги, или ветви стоящих в воде деревьев и тогда прощай рыбалка, если нет запасного крючка и лески. Оставалось наудачу дёргать удочку, в надежде, что рыба выйдет из – под коряги, или ветвей. Если же эти попытки не увенчались успехом, оставалось только два варианта – обрывать леску вместе с рыбой, или раздеваться и лезть в воду, если позволяла глубина, или ты хороший пловец. Особенно нужно было быть начеку, если клевал окунь. Поклёвки его обычно были резкими и жадными. Поплавок начинал быстро рывками тонуть и уходить в сторону и здесь успевай подсекать и тянуть иначе утянет в коряги. Сорога, та клевала спокойнее и в основном проблем не создавала.

Можно было порыбачить и возле леса, на чистой воде, но там, в основном ловили ельца, а он в большинстве стал попадаться больной, покрытый водянистыми пузырями (мужики говорили, что это связано со сплавом леса по Ангаре, раньше мол, такого не было).

Зачастую попадались ерши – это такая коричнево-зеленоватая небольшая скользкая рыбка, когда её пытаешься брать в руки, она ощетинивает все свои плавники, и пока её отцепляешь с крючка, обязательно исколешь все руки. Рыбаки её в основном и не любили, а если вытаскивали ерша, сплёвывали и говорили: – «Опять сопливый попался!». Хотя говорят, уха из него была отменная, наваристая. Кто брал его, если крупный, для навара, а кто выбрасывал обратно в воду.

Отец с Лёнькой обычно устраивались в лесу на небольшой просеке, шириной метров в пять, чтобы избежать лишних неприятностей. Когда начинался клёв, то они обычно успевали вытащить рыбу до того, когда она утащит леску в сторону, в коряги, хотя случалось и такое.