Виталий Коржиков - Солнышкин плывёт в Антарктиду

Но вот штурман закрыл бритву, и звуки пропали.

— Позвольте, — сказал Моряков так, что Ветерков едва не уронил кисточку от неожиданности, — позвольте ваш инструмент.

— А, — улыбнулся штурман, — вы тоже хотите побриться? Пожалуйста.

Моряков приподнял подбородок: щетина росла в тропиках, как бананы на плантациях. Капитан раскрыл бритву и с волнением провёл по щеке: дзинь-дзинь…

Не веря себе, он коснулся щеки ещё раз.

— Есть, есть! — закричал сверху Перчиков.

Моряков провёл лезвием по подбородку, и в наэлектризованный воздух посыпался целый фейерверк звуков.

— Ура! — снова закричал Перчиков.

— А как вам кажется, на Марсе бреются? — спросил Моряков штурмана.

— Возможно, — пожал плечами Ветерков, глядя, как Моряков срезает щетинку за щетинкой и начинает громко хохотать.

И только Перчиков в рубке ничего этого не слышал. К нему летели космические радиограммы, в голове вертелись слова, которые он передаст в Академию наук: «Обнаружена внеземная цивилизация, осталось расшифровать значение сигналов!»

Конечно, Солнышкин тоже пошёл бы с Перчиковым и Моряковым, но от возмущения он весь кипел. Концы его чубчика взвивались, как жаркие протуберанцы.

— Подумаешь, выгнали из артельных! Нашли наказание!

В запасе у Солнышкина было кое-что покрепче.

Когда артельщик со злостью хлопнул дверью каюты, когда машина парохода затянула вечернюю песню, убаюкивая себя и команду, Солнышкин вытащил из подшкиперской громадную железную скобу. Прислушиваясь, он прошёл по сонному коридору и принялся подвязывать её шпагатом над Стёпкиной дверью.

— Пусть только выйдет! — приговаривал Солнышкин. — Пусть только покажется!

Он уже видел, как судно просыпается от грохота. Это артельщик врезается в скобу лбом! Вот над океаном вспыхивает свет. Это из глаз артельщика вылетают шаровые молнии! Он уже слышал его испуганный голос.

И голос раздался. Рядом. Правда, спокойный и тихий, но, узнав его, Солнышкин так быстро повернулся, что по нечаянности сам приложился лбом к скобе.

— Добрый вечер, Солнышкин! — В дверях коридора стоял Робинзон и наводил подзорную трубу на его сооружение. — Что это вы конструируете? Часы?

В коридоре раздавался чёткий, как бой часов, стук машины, и скоба раскачивалась от удара, подобно маятнику.

Солнышкин промолчал и сдвинул брови.

— Мне кажется, конструкция не совсем удачна! — с иронией заметил Робинзон. — Неважный, очень громоздкий маятник! Во-первых, пробьёт он всего однажды, а во-вторых, сделает даже доброго человека злым. — И он с улыбкой посмотрел на лоб Солнышкина, по которому разливалось багровое пятно. — А часы должны бить каждое утро! — взмахнул Робинзон трубой. — И каждое утро напоминать человеку, что нужно вставать и браться за добрые дела! Людям нужно делать доброе, Солнышкин! — И он ещё раз поднял трубу вверх, как восклицательный знак.

Судно слегка кивнуло, словно соглашаясь с Робинзоном. Но у Солнышкина возникло сомнение:

— А если это дрянной человек?! — сердито возразил он.

Старый инспектор потёр пальцами подбородок.

— Что ж… Даже и для плохого человека иногда стоит сделать добро, — рассудил Мирон Иваныч, — может быть, он задумается и станет лучше.

— Ждите! — махнул рукой Солнышкин.

— А если не поймёт, тем хуже для него. Дрянные дела сами приведут его к тому, чего он заслуживает. — Седые виски Робинзона строго сверкали, а глаза смотрели на Солнышкина серьёзно и задумчиво. — А вот если человек, — сказал Робинзон, — даже очень хороший человек, начинает придумывать мелкие пакости даже очень плохим людям, он сам становится мелким. Людям надо делать добро, нужно быть большим, Солнышкин!

Робинзон приподнял фуражку и, взяв трубу под мышку, пошёл в свою каюту.

Солнышкин задумался и посмотрел вверх, где качалась ржавая скоба. Да, для доброго дела этот маятник, конечно, не годится. Теперь Солнышкин понимал это особенно хорошо! И хотя делать что-нибудь хорошее для артельщика Солнышкин пока не собирался, он тут же сорвал скобу и, выйдя из коридора, швырнул её за борт. Там тихо плеснула вода, по ней снова побежала ровная лунная дорожка.

И удивительно, но Солнышкин почувствовал себя так, будто стал чуточку выше.

Пока Моряков и Перчиков проводили свой выдающийся эксперимент, в небольшой каюте Челкашкина произошло событие не менее удивительное.