Гэри Паулсен - Побег в леса. История мальчика, который выжил

Наконец, пройдя три или четыре вагона, аккуратно перепрыгивая громыхающие промежутки между ними, мальчик нашёл вагон-ресторан. Стоявший там едкий и жёсткий запах жарящейся в жире еды только отчасти перекрывал запах раненых.

И вдруг он подумал об отце. У матери на тумбочке стоял его чёрно-белый портрет с щеками, подкрашенными розовым, чтобы фотография выглядела живее. Мать клала эту фотографию лицом вниз, когда к ней приходили мужчины. Мальчик думал о том, что его отец может быть в одном из таких поездов с ранеными, может быть в одиночестве, или – ещё хуже – погибнет до того, как они смогут увидеться. От этой мысли ему становилось невыносимо.

Он согнулся в дальнем углу вагона. Его рвало. Он не заметил, как высокий человек в жёстком белом пиджаке появился за его спиной, склонился над ним и спросил голосом, глубоким, как раскат грома:

– От чего вам так плохо, молодой человек?

– Мой папа, – выдохнул мальчик между приступами рвоты. – Он на войне, и я думал… он может быть на поезде как этот… или ранен, как эти солдаты… может, я его никогда не увижу.

Проводник – его звали Сэм – обнял мальчика длинными сильными руками и, кажется, даже запел, тихо и как будто очень далеко, пока тот не успокоился.

– Не волнуйтесь, юноша, – шёпотом сказал Сэм. – Не надо волноваться. Ваш отец будет в порядке, в порядке.

Мальчик взглянул на обнимающего его проводника.

– Откуда вы знаете?

– Я это вижу, – ответил Сэм. – Вижу это в вас. В вас есть свет, правильный свет внутри, снаружи – его видно, он такой яркий, что с ним можно читать ночью. Ваш папа будет в порядке. Но некоторые из этих ребят… – его голос затих. – Некоторым из этих ребят слишком рано пришлось повзрослеть, им нужна помощь. Хотите помочь мне помочь им?

Мальчик не знал, о чём говорит проводник, но его голос был таким спокойным, а глаза такими добрыми, что он кивнул.

– Я хочу помочь.

– Тогда вот, возьмите это ведро с сэндвичами, а я возьму это ведро с добрым напитком. Идите за мной и давайте сэндвичи страдающим от голода, а я буду давать то, что у меня, страдающим от жажды.

Проводник пошёл по вагону-ресторану, и мальчик пошёл за ним, держа обеими руками тяжёлое серебряное ведро, изо всех сил перебирая маленькими ножками, чтобы не отставать.

Когда они покинули вагон-ресторан и вернулись в обычные пассажирские вагоны, мальчик пошёл от сиденья к сиденью, предлагая тем, кто был в сознании, еду, пока Сэм угощал их добрым напитком из ведра. Почти никто не хотел есть, но многие, почти все, хотели отхлебнуть из коричневой бутылки, которую Сэм нёс в своём ведре. Мальчик видел много похожих бутылок в Чикаго: из них пили его мать и её друзья.

Многие солдаты улыбались им, но не все. Те, кто не улыбался, выглядели так, будто они вообще ничего не видели, и все они – особенно те, кто отпивал из бутылки, – смотрели куда-то в сторону, вдаль, через них, сквозь них, будто бы не было ни Сэма, ни мальчика, и поезда не было, и вообще ничего никогда не было и не будет.

Много лет спустя, когда он сам уже служил в армии, он вспомнил этот взгляд. Только тогда он понял жуткие, давящие, жгущие душу мысли, которые может понять только тот, кто бывал в бою. Этот взгляд назывался «взгляд в пространство».

Разумеется, в пять лет он этого не знал. Он только видел, что эти люди оцепенели. Сэм и мальчик раздали всем, кто хотел, еду и воду – коричневая жидкость кончалась быстрее сэндвичей – и вернулись в вагон-ресторан, чтобы пополнить запасы. Раненые солдаты были настолько тихи, что казалось, будто тут едут сплошные призраки.

После третьего или четвёртого пополнения вёдер мальчик так устал, что уже еле двигал ногами. Он не понял, когда и как Сэм поднял его вместе с ведром и отнёс на диван в конце вагона-ресторана. Мальчик не помнил, что было, пока его не разбудили лёгким толчком в плечо. Он открыл глаза и увидел улыбающегося Сэма. Мальчик лежал, свернувшись на диване, накрытый тонким зелёным шерстяным одеялом. Ему снилось что-то очень приятное, уютное. Он не помнил, что именно, но было обидно проснуться и потерять это ощущение.

– Приехали, молодой человек, – сказал Сэм, снова толкая его в плечо. – Мы в Миннеаполисе. Кондуктор должен пересадить тебя на другой поезд. Открывай, открывай глаза и посмотри на меня.

Мальчик был такой сонный и уставший, что проснуться у него не получалось. Его глаза закрылись, и он почувствовал, как его поднимают и передают кому-то ещё – другому старому человеку, вроде первого кондуктора. Он вынес мальчика и его чемодан из поезда в бурлящую между поездами толпу. Поставил его, ещё сонного, на платформу, крепко взял за руку и повёл сквозь толпу мужчин и женщин. Мальчик ковылял рядом с кондуктором долго, невозможно долго, пока его не передали следующему мужчине, стоящему перед другим поездом. Тоже кондуктору, одетому в тёмный рабочий костюм и маленькую полувоенную фуражку. Он поднял мальчика и поставил его на платформу между двумя вагонами. Потом забрался туда сам и повёл его внутрь.