Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

— Думаете, самые хитрые, да? А ну-ка выпустите меня, живо!

— Эй, упырина, а спинку тебе не потереть? — прокричал из-за Тайкиной спины Пушок.

Яромир придержал Джульку, с лаем рвущуюся в бой.

— И правда, с какой это стати мне снимать чары?

— А с такой, — упырь показал острые, как иглы, зубы, — что ваш дед Федор теперь у меня в заложниках. Коли я не вернусь, сгинет он ни за грош.

Тайка ахнула и бросила на дивьего воина умоляющий взгляд, но тот еще сомневался:

— А чем докажешь?

— Во-о-от, — клыкастый террорист помахал в воздухе дедовой трубкой.

В горле вмиг запершило, и Тайка вцепилась Яромиру в плечо. Тот и сам все понял: щелкнув пальцами, погасил круг. Лицо дивьего воина стало будто каменным.

— Так-то! — упырь погрозил ему когтем. — А теперь давайте потолкуем. Завтра на закате приходите за гаражи. И чтобы без собак и… этого…

Он с опаской покосился на коловершу, потирая лысину, и сплюнул на землю.

— Обменяю дедушку на птичку. А коли не придете — пеняйте на себя. Загрызу старика.

— Не бывать этому! — Яромир шагнул вперед. — Чтобы я да свою сестру…

Тайка, повиснув на его руке, зашипела:

— Стой. Молчи. До завтра еще полно времени, что-нибудь придумаем, — и, повернувшись к упырю, добавила сладким голосом: — Мы обязательно придем. Ждите.

Упырь хмыкнул, бросил уточку на землю и растворился в ночной тиши…

— Это я во всем виновата! — всхлипывала Тайка. — Сказала: «Да пропади он пропадом!» — и сглазила. Сцапал дедушку упырь…

— Да уж, таких слов на ветер лучше не бросать, он ведь все слышит, — Яромир, подумав, протянул ей конфету.

Утешил, называется… Зато вот коловерша раскиснуть не дал. Пощекотал усами щеку и прокурлыкал прямо на ухо:

— Ты, Тай, за деда-то не боись. Он себя в обиду не даст. Даром что ли в городе на «скорой» пятнадцать лет проработал? Пусть не врачом, а водителем, но все равно повидал всякого. Может, он того упыря сам скрутил уже, как особо буйного психа.

— Ох, хорошо бы… Только я бы на это не надеялась. Нужно придумать свой план. Чтобы и деда спасти, и Радмилу врагам не отдать.

Конфету Тайка не взяла: ну правда, чего Яромир с ней как с маленькой обращается. Дивий воин пожал плечами и, развернув золотистую обертку, слопал угощение сам.

— Сестру мою они не получат.

— Это ежу понятно. Слушай, а не может быть так, что наш упырь — это и есть ваш Кощеевич?

Яромир покачал головой:

— Не похож. Лютогор хоть и Кощеев сын, а молодец видный был. Не то что этот вурдалак колченогий.

Радмила бесшумно вздохнула, а Тайка захлопала глазами. Она-то представляла себе этакого сказочного злодея: череп, обтянутый кожей, красные глазищи, корона с кривыми зубцами… А он, оказывается, красавчик? Ох, неспроста Радмила к этому Кощеевичу бегала…

Яромир потянулся за еще одной конфетой, а Тайке больше не предложил.

— Но вот сделать из упыря прислужника он не погнушался бы. Как и поручить ему выкрасть Радмилу. Эх, жаль, она нам сказать ничего не может… лучше нее, пожалуй, Лютогора никто не знал.

Щеки горлицы покраснели, она спрятала голову под крыло. Застеснялась.

— Если колдун до сих пор не объявился, значит, не может, — Тайка потеребила кончик косы. — А упырь глупый, его обмануть можно.

— Не стану я никого обманывать, — вскинулся Яромир.

— Даже упыря?

— Даже упыря. Я с ним сражаться буду.

— А кто резиновую утку заколдовал? — фыркнула Тайка. — Это что, не обман?

— Нет. Это морок.

— Ну тогда заморочь его. Раз уж твоя ловушка подвела.

Дивий воин аж поперхнулся:

— Нормальная была ловушка! Это ты за дедом не уследила. Упырь же прежде у него в погребе жил? А они всегда на одно место возвращаются. Простейших вещей не знаешь.

— Ах, опять я виновата!

Тайка сплела руки на груди и отвернулась. Яромир повторил ее жест, а Пушок, закатив глаза к потолку, вздохнул:

— Вот вы дурачки!

Дальше разговор не клеился, и Тайка, невнятно попрощавшись, потопала домой под холодным моросящим дождиком. По дороге еще поскользнулась и ухнула в лужу по колено, джинсы в глине перемазала… какой-то совсем неудачный день вышел.

А дома ее ждала веселая и не очень трезвая компания из двух домовых и вытьянки. Никифор наяривал на балалайке (Тайка и не знала, что он умеет играть), а Марьяна голосила частушки.

Стоило хлопнуть дверью, как веселье стихло. Все уставились на нее.