Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

К вечеру дом превратился в настоящую противоупыриную крепость: всюду висели связки чеснока и обереги, заговоренной водицей наполнили не только кастрюли, но даже умывальник. И только разбитое окно оставили без защиты: пусть лезет — и попадет прямо в западню. Горлица, наблюдавшая за этими приготовлениями, беззвучно вздыхала.

Караулить условились парами, первая половина ночи досталась Тайке с Пушком. Свет, конечно, пришлось погасить, но коловерша прекрасно видел и в темноте.

Когда пробила полночь, пустая оконная рама скрипнула и в проеме показался темный силуэт. Упырь спрыгнул с подоконника, крадучись, пошел к горлице, и…

— Мочи гада! — Пушок ударился всем телом о выключатель, а Тайка врубила велосипедную фару.

Ночной гость вскрикнул и шарахнулся, уронив со стола вазу с цветами:

— Проклятье!

Тайка узнала голос. Это был вовсе не упырь, а Яромир — тот самый дивий воин, посадивший жар-цвет.

Она спрятала за спину связку чеснока и серебряный ножик.

— А где упырь?

— Какой упырь? — Яромир протянул руку к горлице, и та, закрыв голубые с зеленцой глаза, прильнула к его ладони.

— А, неважно, — отмахнулась Тайка. — Вы что, знакомы с нашей птичкой?

Он рассмеялся:

— С детства. Это не птица, а моя сестра Радмила — великая дева-воительница дивьего царства.

— Ее заколдовали, что ли? — Наконец-то Тайка поняла, кого напоминала ей горлица.

— Да. Я долго не мог найти ее. Но приманка с жар-цветом сработала. Знал: как созреют семена — все лесные птахи на них слетятся. А вы увели Радмилу у меня прямо из-под носа.

— А как ее расколдовать?

— Ты помочь желаешь, что ли?

Тайка, затаив дыхание, кивнула, а дивий воин снова расхохотался:

— Нос не дорос. Упыря своего лучше лови!

— Между прочим, если бы не я, твою сестру упырь прошлой ночью сожрал бы! — Тайка шмыгнула носом.

Горлица в подтверждение этих слов склонила взъерошенную голову. Яромир, помедлив, тоже поклонился Тайке:

— В таком случае, благодарю тебя, дивья царевна.

Вроде и с почтением говорил, а в голосе все равно чудилась насмешка. Вот же вредный тип!

— А кто ее заколдовал?

— Не твоего ума дело, — он пошел к двери.

Еще и скрытный.

— Но я же правда хочу помочь! — выпалила Тайка, ухватив его за расшитый рукав рубахи. Яромир обернулся через плечо:

— Я спешу, — вырываться он не стал. — Зачем тебе все это?

А Тайка и сама не знала зачем. Так уж ей подсказывало сердце… Смутившись, она разжала пальцы и опустила взгляд.

В дверь вдруг отчаянно заколотили.

— Ведьмушка, просыпайся! — Зычный голос Грини — местного лешего — нельзя было перепутать ни с чьим другим. — Беда приключилася! Вязовые дупла закрылись. Ни туда, ни оттуда ходу больше нет.

— Как так? — Яромир побледнел.

А Тайка не удержалась от нервного смешка:

— Похоже, теперь ты никуда не торопишься, и мы все-таки сможем поговорить.

Но, по правде говоря, ей было отнюдь не весело.

Сколько Тайка себя помнила, Дивнозёрье всегда было особенным местом. Грань между потусторонним и проявленным мирами была здесь настолько тонка, что волшебство стало неотъемлемой частью жизни.

Но вдруг в один день все переменилось: вязовые дупла, служившие проходами из Дивьего царства в мир людей, закрылись, а все шишки тут же посыпались на несчастную ведьму-хранительницу. Мол, не уберегла, не уследила. А вот при Семеновне такого не было!

От сравнений с бабушкой у Тайки аж внутри все переворачивалось. Она и прежде знала, что не дотягивает, но теперь и вовсе перестала справляться.

Как тут справишься, когда вся нечисть Дивнозёрья собралась у тебя на кухне и галдит, не переставая?

— Ох, беда! — громче всех причитал Пушок. — Все теперь, не вернешься в родный край.

— Можно подумать, ты там часто бывал, — фыркнул Никифор. — Здесь твой дом, оглоед. Постыдился бы!

Леший Гриня поднялся во весь могучий рост и стукнул кулаком по столу:

— Никифор прав! Дом наш давно уж здесь. Не в том беда, что больше не попасть в Дивье царство, — он понизил голос до шепота, — а в другом. Вы пробовали поколдовать?

— Значит, не только у меня не получается! — прогнусавил кто-то из овинников.

Лохматый банник Серафим тут же защелкал пальцами, пытаясь поджечь огарок свечи, но искры вышли такими слабыми, что фитиль не загорелся. А вскоре даже искрить перестало.