Жамьян Балданжабон - Тайны Алханая

Наконец в руке Георгия Николаевича осталась одна бумажка.

- Кто это писал? - спросил он.

Ребята молча переглядывались.

- Оказывается, в нашей школе учится внук партизана Абидуева. Попросим его встать.

Смущённый Цырен поднялся.

- А, Цырен Доржиев? Это интересно. Это, ребята, очень интересно! - серьёзно проговорил Георгий Николаевич.

Ребята с любопытством смотрели на Цырена, а он, опустив голову, смущённо теребил рваный мяч.

- Ну что же, гордись своим дедом, - произнёс Георгий Николаевич.

Вокруг Цырена столпились ребята, точно впервые увидели его.

- А дед твой жив?.. А где он воевал?.. А есть у него ордена?.. - тормошили они Цырена.

Но Цырен ничего не знал, кроме того, что его дед убит в 1921 году.

…К походу готовились очень деятельно. Руководили подготовкой Георгий Николаевич и Тумэн Ухинович. Походное снаряжение сносили в географический кабинет. Завхозы, Батор и Володя, забыв об отдыхе, принимали дорожные вещи.

Уточнив расстояние переходов, путешественники решили разделиться у подножия Алханая на два звена. Соединиться должны были на вершине Алханая. Одно звено, с Тумэном Ухиновичем во главе, обойдёт гору с южной стороны и выйдет на вершину её через «Храм-Ворота». Другое, с Георгием Николаевичем, поднимется к месту встречи по Большому Чёрному ущелью.

- А сейчас по домам! Через три дня выступаем в поход! - скомандовал Тумэн Ухинович.

Посреди решётчатой, крытой войлоком юрты, на земляном полу, слегка дымился угасавший очаг. Серая струйка дыма уползала в закопчённое отверстие в куполе. За очагом, у стены, стояла божница на высоких деревянных ножках. На бумаге и на материи были нарисованы фигурки богов - бурханы. Там же стояли глиняные и золочёные статуэтки. Бурхан Шойжил восседал на синем быке, замахнувшись для удара палицей, и свирепо смотрел тремя глазами.

В юрте остро и приятно пахло сожжённой перед богами смесью из пихты, багульника и богородской травы.

Седая старуха, перебирая пальцами костяные чётки, шептала молитву. Потом она, как будто опомнившись, налила чай в бронзовый тахил и быстро заковыляла к божнице. Но вдруг обо что-то споткнулась и чуть не упала. Тахил вылетел из рук, звякнул и, перевернувшись, упал в золу очага.

- Халхай!

Старуха, забыв о молитве, сердито схватила с пола лошадиные путы и швырнула их в сторону широкогрудого темнокожего старика, сидевшего на сундуке.

- Хе! Вечно всё разбрасывает!

На дворе послышался шум и шуршание крыльев. Старик вышел из дома, набросив на плечи старую шубу с плисовым воротом, с красной шёлковой каймой по бортам.

- Лето, а он в шубе! - заворчала старуха.

На досках, прибитых к высоким стойкам, белел творог. А над творогом неустанно крутилось маленькое ветрило.

Старик задрал голову: большой коршун, держа в лапах кусок творога, уносился в вышину.

- Разбойник! Никого не боится! - хрипло закричал старик и погрозил костлявым кулаком.

Ворча, старик принялся ворошить куски творога.

А старуха в это время поставила чай перед бурханом; сложив ладони, подняла руки ко лбу, поклонилась и начала вертеть хурдэ - молитвенное колесо, сделанное в виде цилиндра, величиной с консервную банку. Внутри хурдэ на ось наматывались написанные молитвы. Старуха крутила ось вместе с бумажками, и это заменяло чтение молитв. Хурдэ вертелось бесшумно и стремительно, как волчок.

Вдруг со двора донёсся радостный возглас старика:

- Э, откуда? И так рано?

- Из школы! - зазвенел голос Цырена.

Старуха, собираясь выйти навстречу гостю, надела островерхую шапку. Дверь распахнулась, и в юрту вошли Цырен с дедом. Старуха обняла внука.

- Помолись бурханам, дитя, помолись! - приказала она.

Цырен, сложив ладони, чуть прикоснулся лбом к божнице и посмотрел на богов. На него уставились неподвижные, грозные лица. Особенно страшен был трёхглазый Шойжил. Перед бурханами лежали под-

ношения, среди них даже ириска и кусочек пилёного сахара.

- Ай, Цырен, откуда пришёл? - спросила бабушка.

- Из школы.

- У молодых был?

- Нет.

Бабушка звала «молодыми» отца и мать Цырена, которые работали в МТС.

К ним от школы было ближе, и всё же Цырен пришёл к старикам. Он воспитывался у них, и здесь ему было вольнее - балуйся сколько хочешь. Цырен, как и старики, называл родителей «невестка и сын» и частенько жаловался на них деду.