Жаль только, Денис всего этого не видел, потому что сразу исчез и на окрики не отзывался.
Янка замерла и прислушалась – голоса изнутри доносились неразборчиво. Тогда она нащупала негнущимися пальцами край скотча и принялась понемногу освобождаться. Остатки пригодились для того, чтобы закрепить на ноге сапог – молния и правда приказала долго жить.
Да что там молния – самой бы не приказать…
В темном нутре дома что-то хлопнуло. Звук подозрительно напоминал тот, что она уже слышала в лагере. Голоса сыпали отборной бранью. Звон бьющегося стекла и снова грохот. Старая изба, пожалуй, могла не стерпеть подобного обращения и сложиться, как карточный домик…
Позабыв про боль, Янка вскочила на ноги. По уму нужно было бежать оттуда, сломя голову, но вместо этого она рванула к дому.
Навстречу почти бесшумно спрыгнул Каверин. Не рассчитал – покатился в снег, но тут же поднялся, сцапал Янку за руку. Один. Живой. С довольной ухмылкой от уха до уха.
– Догонялки любишь?
Жаловаться на боль стало как-то совсем неприлично.
Стиснув зубы, она старалась изо всех сил. Немного отдохнула, когда крались мимо машины – водитель безмятежно тыкал мобильный и мало что замечал вокруг. По следам протекторов вышли к трассе. И снова бегом, не обращая внимания на проносящиеся мимо большегрузы и редкие легковушки. В какой-то момент Янке показалось – отбегалась. И больше всего захотелось упасть прямо здесь, на обочине, горстями лопать грязный снег, а потом уткнуться в него лицом, замереть и остаться так навсегда.
Не дали. Каверин, чтоб ему провалиться. Все тащит и тащит куда-то…
– Вниз, – и Янка скатилась по склону практически безжизненным телом. Снег набился под куртку и в сапоги, впрочем, холода она уже не чувствовала. Равно как и боли. Разве так бывает, что ты живой, но ничего – во-об-ще – не чувствуешь?
Хоть гвозди вколачивай.
Рельсы. При виде полустанка и замершей рядом электрички Янка едва не прослезилась от счастья.
– Яна, это последняя. Соберись.
А она еще смеялась над Дольским! Теперь и сама с грацией набитого соломой тюфяка вползала на платформу, скользя и цепляясь за руку Дениса. Как добралась до высоких ступеней вагона, уже не помнила. В следующий раз перед глазами оказались желтые рейки сиденья, на котором Янка лежала ничком. Минуту спустя, когда электричка, дернувшись, стала плавно набирать ход, на соседнем в точно такой же позе оказался Денис.
– Догадались, сволочи, – меланхолично изрек он вникуда. – Только что подъехали.
Когда до нее дошел смысл этих слов, Янка запоздало похолодела. Дольский и его люди ждали на платформе. Разминулись. Минуты на две.
Только сейчас она заметила, что куртка Дениса щедро уляпана чем-то густым и темным.
– В чем это ты?
– Староверское варенье! – Ничего себе, оживился! Глаза открыл и снова принял самодовольный вид. – В погребе этого добра навалом. Я сначала спустился туда один, типа карту искать. Смотрю – банки. Тут у меня все и сложилось. Попросил у них фонарь. Тот второй только лапу сунул – я его вниз. И банкой по башке. Эта фигня во все стороны брызнула. Мат-перемат! Плохо, думаю, приложил. Добавил вторую. Орать он перестал, но Дольский наверху засуетился, хотел крышку захлопнуть. А она неподъемная, втроем еле сдвинули. Пока ковырялся, я у секьюрити этого… Хм. Решающий аргумент нашел.
– Что еще за аргумент? – устало спросила Янка.
– Очень веский. Который убедил Дольского, что лучшего места, чем этот погреб, он еще не видел. Сама-то как?
– Ничего. Только нога болит.
– Слушай, а я подумал – прикалываешься. Так орала убедительно. Зато бежала очень даже бодро.
– Конечно. – Янкин голос звучал все тише. – И мордой в снег – шутки ради. Просто мне так нравится…
«…жить», – собиралась добавить она, но вместо этого коротко взвизгнул паровозный гудок. Издалека отозвался другой. Перекличка одиноких электричек, летящих сквозь лес из точки А в точку Б. Пустых… Ну, или почти пустых.
* * *
– Ты не поверишь – я все вспомнила.
– Что именно?
Денис поднялся, чтобы поворошить дрова в каминном очаге. В комнату то и дело прорывалась любопытная Влада – то скучно ей, то грустно, то страшно. Но всякий раз она сурово изгонялась. Денис оставался неумолим. Налопалась яичницы с колбасой – спи. Детское время закончилось даже по самым демократичным меркам.
Янка подсунула под голову вторую подушку и вытянула озябшие ноги поближе к теплу.
– Про море. И звезды. Мы с тобой и правда виделись раньше, это в Крыму было.
Читать дальше