Елена Усачева - Большая книга ужасов – 71 (сборник)

– Через какую реку? Здесь озеро! – с торжеством произнес Костик, заранее радуясь, что собеседник ошибся.

Светик ждала этих слов, поэтому повернулась и торжественно произнесла:

– Реку Стикс, балбес. А повезет нас Харон.

Идущий впереди Глеб довольно фыркнул. В такие моменты сводного брата Светик любила особенно крепко.

Костян почувствовал недоброе, насупился.

– Или надеешься, что тебя в живых оставят? – не унималась Светик. – После твоих-то криков!

– Я кресты не ронял, – с дрожью в голосе произнес мелкий. – Ничего со мной не будет. А вы все помрете.

– Это непременно, – согласился Глеб. – Все.

Костян рыкнул от бессилия их переспорить.

– Ну, ну, не обижайте нашего мальчика, – Анка появилась из зарослей с ладонями, полными черники. – Он наш, поэтому он хороший. – Одну горсть она отдала Костику, другую Светику, Глебу она жизнерадостно улыбнулась перемазанными в черничном соке губами. – И чего, вы правда думаете, что нас ночью хотели убить из-за того, что на кладбище пошумели?

– Хотели бы – убили, – философски изрек Глеб. – А так – только пугали.

– Первый день пугают, – задумчиво произнесла Анка, – второй – одного возьмут, потом второго… Сколько мы тут собирались быть?

– Про одного мне нравится, – доедая ягоду, пробормотала Светик и уставилась на Костика. Тот в ответ всхлипнул и ткнулся в плечо сестры.

– Вряд ли у призраков есть чувство юмора и они умеют считать, – пожал плечами Глеб. – На перевале Дятлова все было сразу – залезли на капище, ночью пришли с разборками. Студенты, наверное, умоляли простить их, обещали больше так не делать, все вернуть и отремонтировать. Но духи – это серьезно. Там нет человеческой логики. Нарушил – заплатил жизнью.

– И стащили-то небось какие-нибудь бусы или камешки переставили, – задумчиво произнесла Светик. – Ничего серьезного.

– В мистике нет несерьезного. Там каждый камешек на своем месте, – со значением произнес Глеб.

– Убивали дятловцев не духи, а люди, – напомнила Светик. – И потом кладбище – это же не шаманское место!

Светик чувствовала, что зря завела этот разговор, но остановиться не могла. Но тут ответила освободившаяся от Котиных рыданий Анка.

– Место не шаманское, но свои духи тут тоже бродят, – подлила масло в огонь подруга. – И еще такие… – она покрутила пятерней, – обиженные.

– Но послушайте, – не сдавалась Светик. – Я у Ремарка читала. Там на кладбищах свидания устраивали. А в Томе Сойере так вообще покойников выкапывали. И никто мертвых не боялся, ни за кем потом не приходили. Мы-то что сделали?

– Наверное, что-то сделали, – пожала плечами Анка, отрываясь от настройки своей сложной техники.

За разговорами они дошли до края леса. Оставалось повернуть направо, чтобы оказаться около коричневого забора.

Глеб задержался, но быстро догнал сестру:

– У Ремарка и Твена были католические кладбища. Там проще. А здесь всего намешано. Еще финские духи бродят. Чего там у них в головах – вообще непонятно.

Кладбище тянулось по верху лесистого долгого холма. Справа-слева тропинки клонились в разные стороны кресты. Места как раз хватало на несколько участков, дальше холм скатывался в низинки. Было такое ощущение, что в какой-то момент земля тут поднялась, чтобы вознести души покойных поближе к небу. А потом сил держать такую махину у земли не стало, и она опустила руки. Но теперь уже сами покойники удерживали свою землю неподалеку от неба. Так получился длинный узкий холм с могилами. Как только кладбище заканчивалось, холм спадал, переходил в поле, где и доживал свой век тот самый коровник, где когда-то работал дядя Лёка.

Они стояли около ворот. Все смотрели в разные стороны. Вдруг Глеб хлопнул себя ладонью по лбу:

– Я понял, что произошло.

Светик с надеждой глянула на него.

– Что?

– Мы ворота не закрыли! Вот они отсюда и повылезали!

И правда! Коричневые невысокие ворота были приоткрыты. Деревянная вертушка не держала створку.

Глеб поднял руку, но Светик перехватила его:

– Может, что-то сказать нужно?

– Что сказать? – опешил Глеб.

– Слова. Волшебные. Чтобы злые силы не привязались…

– Сим силябим? А потом накрываться простыней и ближе к вечеру бежать как раз на это кладбище, чтобы покойники не мучились с поисками?

Он отстранил сестру и пересек границу кладбища.

Светик сглотнула. Вот не любила она кладбища. Сама не знала почему. Понятно, что никто кладбища не любит. Но чаще всего люди к месту жительства мертвых равнодушны, а она чувствовала озноб от одного упоминания. И еще сны. Очень неприятные. Что ее закапывают. Живьем. Никто не мог понять, почему ей снились эти кошмары. Они приходили в темные осенние ночи под дробь дождя о подоконник. Что она стоит на старом кладбище. Все кого-то ищет. Потом вдруг находит табличку со своим именем. И годами жизни. А в другой раз ее на этом кладбище закопали. В следующем сне из земли вылезали покойники и гонялись за ней. А она спотыкалась о надгробия, цеплялась за оградки. И это жутко неприятное чувство безысходности. Когда сделать ничего нельзя. Когда понимаешь, что пропала. Холодное липкое чувство, мешающее дышать. Не любила она кладбища, нет. Шла с нехорошим чувством.