Марина Дробкова - Мастер дверей

Дракон проявил любопытство. Он развернул крылья и даже поменял позу, усевшись теперь к краю спиной.

– Ты узнаешь свою гитару, Арт? Это ты играешь!

Он кивнул! Уже совсем как человек! Он понимал, он реагировал!

Но что же дальше-то? Как мне вернуть его в человеческое тело?

Я оглянулась на комиссара, стоявшего поодаль.

– Надо снять кумихимо! – напомнил он. – Ты видишь его?

Я срочно принялась искать это самое кумихимо. Кто бы знал, что обычная фенька так называется! Вернее, она была не совсем обычной, но я уже плела такие раньше, и ничего. На левой лапе дракона была широкая полоса коричневого цвета. А ведь коричневая нитка в браслете почти не видна, она внутри. Но если это то, что я ищу, как же это снять?!

«Шутка» кончилась, и я запустила ее снова, как делала всегда, когда мне нужно было справиться с механизмами.

Осторожно подошел комиссар. Видно было, что дракон вовсе не против нашего соседства – наоборот, он ждет, он готов вернуться, он хочет! Но не знает как. И надеется, что мы ему поможем. Но мы тоже не знали!

– Если бы это был механизм, – сказала я комиссару, вытирая слезы.

– То что? – неожиданно заинтересовался он.

– Ну, я бы как-то… Я бы попыталась… Гораздо легче, когда знаешь, как устроено, понимаете? Я видела, из чего состоит будильник, я знала, что внутри часов. Или как моторчик работает, или замок. Когда не видишь, что внутри, – сложнее, но можно попробовать сравнить с чем-то другим, вот как в тоннеле я сравнила механизм со стиральной машиной, просто потому что он напомнил мне ее…

– Хм. Ты знаешь, тело – это тоже механизм. В каком-то смысле.

– Как так?

– Очень просто. Сердце – это насос. Кости – это рычаги. Ты понимаешь меня?

– Ну… примерно.

– Сосуды с кровью это, например, трубы с водой.

– Трубы я знаю, – улыбнулась я. – А на что надо повлиять мне, чтобы Арт стал прежним?

– Прежде всего, у оборотня меняются кости и суставы. Это похоже на… Можешь представить что-то, что складывается и раскладывается?

– Палатка?

– Не совсем. Что-то более подвижное.

Я задумалась.

– Зонтик?

– Пусть будет зонтик! Ты видела, как там складываются и раскладываются спицы?

– Конечно, много раз.

– Вот и с костями оборотня происходит что-то похожее. Они сложены – одна модификация, разложены – другая.

– То есть, – я не заметила, что руками помогаю себе представить то, что говорю, – мне надо сложить его, как зонтик? И сделать из дракона человека?

– Примерно. Но сначала я бы все-таки снял кумихимо. Может, есть еще какая-то песня?

– Конечно.

Возможно, с нее и надо было начать.

Удивительно, как я помню слова!

Эта штука на лапе дракона стала как бы отдельной. То есть до сих пор это была полоса, неотделимая от кожи, а теперь – браслет. Под него, наверное, можно было попытаться просунуть руку.

– Удачи, Аня! – сказал комиссар.

Умирая от страха, я подошла. И так и сделала – просунула пальцы под браслет.

И он сам остался у меня в руке – просто отвалился.

– А теперь осторожно отходи, – произнес комиссар.

Но я не удержалась и погладила дракона по лапе – он не возражал, – и только после этого отошла. И как раз допела песню.

Взгляд дракона изменился. Он смотрел… с надеждой, что ли.

– Ну а теперь представим, что кости – это механизм, – подсказал комиссар. – Музыка, наверное, подойдет та же самая?

– Нет! – уверенно ответила я. – В серьезных случаях прокатывает только «Имперский марш».

Я пела и представляла кости дракона, как зонтик, который нужно сложить. Я даже руками складывала невидимый зонтик-дракон.

И в конце концов дракон начал складываться прямо у меня на глазах! Если вы думаете, что я обрадовалась…

Я очень испугалась! Потому что он ревел и бил хвостом при этом. И комиссар даже потянул меня немного назад, потому что дракон мог легко меня задеть, и я бы уже болталась на веревке.

Но я не переставала складывать его. Представляю, что будет, если брошу на полдороге! Он трансформировался с трудом, я видела, как ему больно, но чем же я могла помочь, кроме как продолжать то, что делаю!

– Не останавливайся, – поддержал меня комиссар. – Совсем немного осталось.

Поверив ему, я допела «Имперский марш» до конца. На Арта на последних строках песни я уже не смотрела – невыносимо. Я боялась, что песни не хватит, придется продолжать, и уже думала, что петь дальше. Но комиссар тихо произнес мне прямо в ухо: