Всеволод Нестайко - Незнакомец из тринадцатой квартиры…

— Чао! — сказал Вовка.

— Пока! — сказала Валька.

— Бывайте! — сказал Ява.

— Спокойной ночи! — сказал я.

Мы разошлись. Валька пошла в свой флигель (через чёрный ход). Вовка пошёл в Лавру (он жил на территории Лавры). А мы с Будкой прошли через одну большую кирпичную арку, через другую, потом спустились по узкой, мощённой булыжником улочке. И всё это молча, без единого слова. При Вовке и Вальке Будка был разговорчивым, а как остался с нами, замолк. Видно, он чувствовал себя очень неловко перед нами. Да и нам хотелось поскорей расстаться с ним. Когда мы дошли наконец до автострады, Будка сказал:

— Идите вот так прямо — выйдете как раз к Печерскому мосту!.. Чао! — и помахал нам рукой.

Страх не люблю, когда слово, сказанное тебе, ты не понимаешь. Эх, что б ему такое ответить? Раздумывать было некогда.

— Цоб! — сказал я.

— Цобе! — подхватил Ява.

Мне казалось, что горожанин Будка примет наш «цоб-цобе» за какое-то жаргонное словечко. И действительно, он самым серьёзным образом помахал нам рукой и пошёл назад. А мы поплелись по автостраде. Но если вы думаете, что на этом наши ночные приключения закончились, вы зря так думаете.

Мы подошли к дому под тёткин балкон. Верёвка наша была на месте. Дом спал, даже окна, где справляли новоселье, уже не светились.

Ява по своей привычке хотел было лезть первым. Но я решительно оттолкнул его: забыл, что ли? Я же сегодня предводительствую, вот ещё! Дурень я, дурень… Если б я знал! Но я ничего не знал.

Я полез вверх. Дали всё же себя знать силовые упражнения по вытягиванию Будки. Тяжело было лезть, ох как тяжело! Я и не думал, что так будет. Все мускулы мои ныли и болели. Руки сводило, плечи будто кто ножом резал, ноги всё время теряли верёвку, и я беспорядочно сучил ими, как распеленатый младенец. Каких-то три метра — и такая пытка! Хорошо хоть, что дом малогабаритный: высота потолков два семьдесят пять. Подлезая к балкону, я уже пыхтел, как насос. Ещё, ещё немного, и я схвачусь за железные прутья балконных перил. И вдруг надо мной раздался вопль: «Воры!» — и я увидел что-то белое в чёрном провале окна (то была комната, где спали дядя и тётя).

…Всё произошло так молниеносно, что я не успел опомниться. На балконе возникла, как привидение, тётя в белой ночной рубашке. В руках у неё было что-то чёрное. Она перегнулась через перила и с восклицанием: «Так вот же тебе!» — опрокинула это чёрное прямо на меня. Что-то шлёпнулось мне на голову и полилось в глаза, за уши, за шиворот, в штаны и до самых пяток. Я почувствовал на губах знакомый сладкий вкус и понял: тётя выплеснула на меня из кастрюли свой любимый вишнёвый компот, что стоял на балконе. Ошеломлённый, едва держась за верёвку, я отфыркивался и отплёвывался, стряхивая с головы вишни.

Но тётя считала, что это ещё не всё. Я вовремя заметил, как в руке у неё блеснул нож. И догадался: сейчас она резанёт по верёвке, и я шмякнусь на землю.

— Тётя, не режьте!.. — не своим голосом закричал я.

Нож выпал у неё из рук и больно ударил меня рукояткой по макушке. Я не удержался и съехал по верёвке вниз. На земле не устоял на ногах и сел прямо в компот, который лужей растёкся как раз подо мной. Только тогда тётка наконец закричала сверху:

— Ой, Павлуша, это ты?

— Нет, не я! — проворчал я, сидя в компоте.

Ява не сдержался и отрывисто хохотнул, как будто его кто-то неожиданно защекотал под рёбрами. Тётя совсем опомнилась и запричитала:

— О господи, как же ты здесь очутился? Что тебя среди ночи на верёвку под балкон потянуло?! И Ваня тут? Вы что, очумели? Что вы тут делаете?..

— Да не кричите, тётя, людей разбудите! — сквозь зубы проговорил я, поднимаясь с земли и брезгливо обирая со штанов раздавленные вишни.

Тётя наконец смекнула, что она не в бальном платье, а в ночной рубашке и не стоит в таком виде знакомиться с новыми соседями. Сказавши нам: «Идите, я сейчас открою», она исчезла.

Поднимаясь по лестнице, мы хорошо представляли, как должны себя чувствовать бойцы, сдающиеся в плен. Больше всего беспокоило то, что же мы сейчас скажем тёте, как объясним своё странное поведение. Говорить правду после всего пережитого просто не было сил — уж очень много пришлось бы рассказывать. Но тётя ведь не отстанет, сказать что-то придётся.

— Ява, отменим до утра щелчки, прошу тебя, — слабым голосом сказал я. — Утром на всё готов…

— Ладно, — сказал Ява.

Времени было в обрез. Нужно что-то выдумать немедленно. Головы наши работали, как счётные машины, — миллион операций в секунду! Но выдумали мы всего лишь примитивную брехню: будто мы поспорили, кто из нас быстрее заберётся по верёвке на балкон. А почему ночью? Так ведь днём никто не позволил бы.