Поль Берна - Лошадь без головы

— Он мог бы тебя заставить другим способом, — усмехнулся инспектор.

— Я об этом подумал, — сказал Фернан. - Мне было очень неспокойно.

— И ты не имеешь никакого представления, что это он искал? — спросил Синэ, с любопытством оглядываясь кругом.

— Никакого!… В доме нет ничего ценного. Мама всегда носит с собой все деньги, какие у нее есть.

— Почему ты отказался от поезда?

— Мне это показалось подозрительным… Зачем базарным торговцам сдалась наша лошадь? Они ее никогда не видели.

— Ты правильно поступил, — засмеялся Синэ. - Этот Рубло — человек сомнительный. Ты знаешь, что он уже сидел в тюрьме?

— Это видно по лицу, и я уверен, что он опять туда попадет.

Синэ закурил сигарету, внимательно огляделся кругом, и глаза его внезапно остановились на Фернане.

— Можно мне осмотреть весь дом? — бесцеремонно спросил он.

— Вам-то можно, — ответил мальчик, добродушно улыбаясь. - Пойдемте, я вам все покажу.

— Не говори родителям, — со смущением сказал Синэ. - Собственно, это не очень-то законно с моей стороны: я ведь не имею права делать обыск без письменного приказа… Может быть, у вас тут есть какая-нибудь ценная вещь, а вы и сами не знаете?

— Понимаю, но лошадь-то здесь ни при чем! — заметил Фернан с некоторым разочарованием.

— Наоборот! — раздраженно возразил Синэ. - С нее все и началось. Может быть, эти два субъекта напрасно ее украли — они ошиблись.

— Ах, так? Об этом я не подумал…

Сопровождаемый мальчиком, Синэ медленно обошел квартиру и не постеснялся перерыть все ящики. Во всем бросались в глаза чистота и порядок, и это особенно подчеркивало бедность и честность хозяев.

Когда из комнаты родителей Синэ перешел в комнату Фернана, тот с горячим интересом стал следить за всеми его движениями. Фернан не был бы особенно удивлен, если бы увидел, что инспектор вытаскивает из-под его подушки бриллиант величиной с куриное яйцо.

— Ничего, — вздохнул Синэ. - Идем на кухню…

На кухне он тщательно, но так же безуспешно перебрал все инструменты в ящике отца Фернана. Затем Синэ раскурил свой окурок, расположился за столом и усадил Фернана перед собой.

— Если бы я не знал, какой честный человек твой отец, — серьезно сказал он мальчику, — я бы мог вообразить бог знает что. Ты расскажешь ему, что приходил Рубло, а потом — я?

Фернан покачал головой.

— Нет, — твердо сказал он. - Хватит ему забот и без этого. Раз в доме нет ничего подозрительного, не стоит его огорчать всеми этими историями.

— Хорошо, — улыбнулся Синэ, которому понравился ответ мальчика. - Вижу, ты умеешь брать на себя ответственность… А теперь слушай меня внимательно, малыш. Ты не глуп. Так вот, если увидишь в квартале что-нибудь интересное, сообщи мне. Что касается Рубло, о нем не беспокойся, с него я глаз не спущу.

— Мы тоже не спустим с него глаз, — совершенно серьезно заверил инспектора Фернан. - А уж насчет его торговли… мы позаботимся о том, чтобы она не слишком процветала…

Рубло приехал в своем новеньком грузовичке, как обычно, около десяти часов утра.

С ночи шел снег, хлопья падали медленно и тотчас таяли. Над вокзалом носился белый дым — дыхание запасных паровозов.

Рубло поставил свой складной столик, разложил товар и начал зазывать домохозяек, стараясь привлечь их внимание к необыкновенным качествам машинки, которая может почистить целую меру картошки в две минуты двадцать целых и шесть десятых секунды.

Но при этом торговец почему-то все время оборачивался в сторону кафе и поглядывал на его запотевшие окна.

Человек двадцать зевак оказали Рубло честь: остановились послушать его болтовню и посмотреть, как работает машинка. Потом зеваки медленно разошлись. И тут появилась другая публика. Она тоже хотела видеть, как машинка чистит картошку.

Но, едва заметив эту публику, Рубло почувствовал себя так, точно его ударили кулаком прямо в сердце. Построившись по росту, перед ним неподвижно, молча и смирно стояли десять ребят. Это были: рослый Габи Жуа, краснолицый, смуглый, в помятой шапке, нахлобученной на вьющиеся волосы; Зидор Лош, худенький, весь посиневший от холода, утопавший в большой, не по росту, фуфайке, доходившей ему до колен; Фернан Дуэн, беленький, щупленький, в синем натянутом на самые уши берете; толстяк Татав Лювриэ в куртке из порыжелого сукна с многочисленными заплатами разнообразных цветов; Жуан Гомец в коротком пальтишке с выцветшим бархатным воротником и в шлеме с помпоном на своей черной цыганской головенке; Марион Фабер с белокурыми волосами под черным беретом, придававшим ее лицу суровую бледность, и очень прямо державшаяся в своей длинной мужской куртке; Берта Гедеон, стройная и хорошенькая, в уродливом самодельном красном свитере; Мели Бабен в большом черном платке и берете, из-под которого светилась ее вечная улыбка и выбивалась золотая челка; Крикэ Лярикэ, совсем маленький, дрожащий от холода, в теплом жилете, подбитом кроличьим мехом, и наконец, самый младший из всей компании — Бонбон Лювриэ, носивший под синим халатиком целую кучу фуфаек и свитеров.