Борис Алмазов - Я иду искать

— Так вот он какой! — сказал я.

— Оказывается, тебе было достаточно в зеркало посмотреться, чтобы увидеть Сергея Иванова, — засмеялся Георгий Алексеевич.

— Это ещё не всё, — сказал Роберт Иванович. — А как вам вот такой снимок? — И он вытащил из папки старинную фотографию с золотым тиснением, толстую и тяжёлую. На ней был сфотографирован молодой человек с усиками, в мундире и в украинской вышитой рубашке. — Это, — сказал Роберт Иванович, — Тимофей Васильевич Иванов. Отец Сергея. Человек достойный отдельного стенда в нашем музее. Во-первых, он был преподавателем биологии в нашей школе. До этого, ещё студентом, вступил в партию большевиков, был в ссылке. В первую мировую войну, вопреки всем законам того времени, прямо из гимназии, прямо с урока, который вёл, был отправлен на фронт, как неблагонадёжный элемент… Под пули, так сказать… Награждён тремя Георгиевскими крестами, встретил революцию в чине поручика пехоты, председателем солдатского комитета. До двадцатого года воевал в Красной Армии, затем был тяжело ранен, по состоянию здоровья демобилизован. Преподавать не смог: ранение задело голосовые связки… Стал заниматься научной работой. В тысяча девятьсот тридцать пятом году получил звание профессора, работал вместе с Вавиловым в Институте растениеводства… Заведовал в институте отделом зерна, умер в блокированном Ленинграде от голода…

— Это он в том самом институте работал, где коллекция? — спросила Эмлемба.

— Именно, — подтвердил Роберт Иванович.

И я тоже вспомнил! Это тот самый институт, где самая большая в мире коллекция хлебных семян, ну то есть зерно разное сохраняется. И во время войны его сотрудники умирали с голоду, а ни одного зёрнышка не взяли! Я по телевизору про них фильм видел. Назывался фильм «Хлеб двухтысячного года», — он, оказывается, на основе сохранённого семенного фонда создаётся…

— Вы знаете, — сказал Роберт Иванович Георгию Алексеевичу, — я предвидел, предчувствовал, что у этого Сергея Иванова удивительная родословная! Это ещё раз подтверждает мою мысль о накоплении нравственного багажа… Отец герой и сын герой!

— Эдак можно докатиться до признания голубой крови… — засмеялся Георгий Алексеевич. — А как же дети из приютов. У них родословной нет, а они герои… Александр Матросов, например…

— Как это нет родословной! — закипятился Роберт Иванович. — У них нет семейной родословной, но у них есть гражданская принадлежность, национальность, — стало быть, родословная страны! Они наследники духовных богатств, накопленных народом!

Директор и редактор говорили совершенно не обращая на нас внимания. Это был взрослый разговор, но я всё понимал!

— Такие люди, как Тимофей и Сергей Ивановы, создают нравственность страны! Создают национальный характер народа! По ним, по их жизням меряют потомки свои поступки, что хорошо, а что плохо… — говорил директор. — И я считаю, что задача школы и нашего кружка не просто сбор занимательных фактов, а усвоение нравственного богатства нашей Родины! Да! — сказал Роберт Иванович, осторожно рассматривая фотографию Тимофея Васильевича. — Вот она, великая русская интеллигенция…

— Хы! — хмыкнул Петрович.

— Ты чего? — спросил редактор.

— У нас в магазине продавщица всегда кричит: «А! Гнилая интеллигенция!» Обзывается.

— Дура твоя продавщица, — спокойно сказал Георгий Алексеевич.

— В этом нет ничего обидного, — сказал Роберт Иванович. — Автор этих слов — царь Александр Третий. Он имел в виду Некрасова, Чернышевского, Добролюбова, Белинского и многих, многих русских интеллигентов, что, действительно, гнили на каторге и в тюрьмах, но не сдавались и твёрдо верили в будущее!

— Так что, если тебя обзовут «гнилая интеллигенция», не обижайся — ты попал в хорошую компанию! — засмеялся Георгий Алексеевич.

— Вот она, русская и советская интеллигенция, — гордо сказал директор. — Вот они — отец и сын. Кстати, интересный штрих… Подпольная кличка у Тимофея Васильевича была Трубач! Он, как и сын, великолепно играл на духовых инструментах…

— Нет, — замахал руками Георгий Алексеевич. — Трубач не просто музыкант! Это… — Он защёлкал пальцами, подыскивая слово. — Это — знаменосец! Это вестник! Трубач революции! Звучит?

— У Сергея и мать была такая, — сказал я. — Её убили враги. Она работала в нашем посольстве, только не знаю, в какой стране.