Морли Каллаген - Клятва Люка Болдуина

— Этот человек по крайней мере проявляет крупицу здравого смысла, — сказал он. — А что это здравый смысл, я не сомневаюсь, ибо его высказывания совпадают с моим собственным опытом.

Но по мере того как дядя Генри шагал вперёд, исполненный уверенности и собственного достоинства, Люк всё больше и больше уходил в себя, робко пытаясь понять, что представляет собой его дядя. Он чувствовал, что дядя Генри желает ему добра, но не переставал спрашивать себя: как это получается, что человеку, который готов быть добрым и приветливым, безразлична судьба такой замечательной собаки, как Дэн. Может, дядя Генри считает, что собака уже никому не нужна. И если поймёт, что нужна ему, Люку, то сам тоже заинтересуется Дэном. И Люк вдруг почувствовал, что ему начинает нравиться дядя Генри.

Оживлённо беседуя, они вместе умылись, и дядя Генри спросил у него, пришлась ли ему по душе его новая комната, а когда они вытирали руки, сказал, что поднимется посмотреть, есть ли там всё необходимое. Внимательно осмотрев мансарду и одежду Люка, он пришёл к выводу, что для полного удобства возле окна следует поставить письменный стол, чтобы Люку никто не мешал заниматься.

— Да, письменный стол обязательно, — решил он и, вынув из заднего кармана брюк чёрную записную книжку, аккуратно записал, говоря вслух:

— Один письменный стол в комнату Люка. Поставить у окна завтра. А, книги? Я вижу, ты любишь читать, Люк? — заметил он, указывая на бюро, где тётя Элен положила две книги, которые Люк привёз с собой. — Что это? — спросил он, взяв в руки повесть о пиратах в южных морях. — Хм, — осуждающе хмыкнул он. — Про пиратов? Разве ты ещё не вырос из такой чепухи, а, Люк?

А сборник сказок Ханса Кристиана Андерсена всерьёз обеспокоил дядю. Теперь в его улыбке уже не было снисхождения, в ней сквозили только сожаление и участие, словно он не знал, стоит ли вообще разговаривать с Люком на эту тему.

— Хм, сказки! Понятно. Ты любишь сказки, а, Люк?

— Я прочёл эту книгу дважды, дядя Генри, — гордо заявил Люк.

— Понятно. А твой отец не возражал против того, чтобы ты читал сказки?

— Конечно, нет, дядя Генри. Когда я был маленьким, он сам читал мне их вслух.

— По правде говоря, это меня удивляет, — сказал дядя Генри, присаживаясь на край кровати. — Да, удивляет, — повторил он с мрачной задумчивостью.

— Почему, дядя Генри?

— Твой отец был образованным человеком, Люк.

— Конечно.

— Скажи мне, Люк, когда ты был маленьким, ты верил в существование Деда Мороза?

— Верил, — улыбнулся Люк, ибо решил, что дядя над ним подшучивает.

— А потом вдруг выяснилось, что Деда Мороза нет? — развёл руками дядя Генри.

— Просто я вырос из этих вещей.

— Интересно. В самом деле интересно, — продолжал недоумевать вслух дядя Генри.

— Что интересно, дядя Генри?

— Можно ли из этого вырасти? — с грустью спросил дядя Генри, и Люк понял, что дядя не шутит. — Ты честный мальчик, Люк, — продолжал он, и в его низком голосе появились нотки властности и настойчивости. — Мальчик должен быть честным. И мужчина должен быть честным. Честным и мужественным.

— Честным и мужественным, — повторил Люк.

— Садись, Люк, я постараюсь объяснить тебе свою мысль. Я рад, что ты заговорил об этом важном деле, — сказал дядя, глядя на книгу, которую держал в руках. — Садись рядом со мной, Люк.

Сбитый с толку серьёзным тоном дяди и тем, что он не спускал глаз с книги, которая в его руках стала вдруг казаться чем-то дурным и непристойным, Люк с опаской присел рядом.

— Не знаю, уделял ли твой отец внимание таким вещам, — осуждающе заговорил дядя Генри. — Разумеется, многое зависит от того, каким он хотел тебя видеть в будущем. Мне представляется, что он хотел видеть тебя честным и мужественным…

— А что плохого в этой книге, дядя Генри?

— Сказки! Что плохого в сказках? Что ж, это справедливый вопрос, Люк, — с готовностью подхватил дядя, ибо это был близкий его сердцу предмет, о котором у него, полагал он, было более здравое, нежели у прочих людей, суждение. — То, что я скажу тебе сейчас, Люк, — торжественно продолжал он, — поддерживают самые передовые умы человечества. — И вдруг, откашлявшись, спросил: — Мальчик мой, что, по-твоему, случилось с нашей планетой?

— Не знаю, — продолжая недоумевать, признался Люк. — До сих пор я вообще считал, что с нашей планетой ничего не случилось.

— Естественно, естественно. Но ведь тебе известно из истории, Люк, что жизнь наша всегда состояла из беспорядков, а люди постоянно делали глупости. Люди лишены здравого смысла, Люк. Они боятся друг друга и страшатся собственного существования. Они боятся жизни, Люк. Понятно?