Диана Джонс - Волшебные одежды

Я хочу рассказать вам про наше путешествие вниз по Реке. Нас пятеро. Старшая из всех — моя сестра, Робин. Потом идет мой брат Гулл, потом Хэрн. Я — четвертая по старшинству. Меня зовут Танакви — так называется растущий вдоль Реки душистый тростник. Я одна выбиваюсь из общего ряда, поскольку моего самого младшего брата зовут Маллард. [1] Все эти имена — значимые. Робин означает «малиновка», Гулл — «чайка», Хэрн — «цапля», Маллард — «дикая утка» (англ.) Прим. переводчика. Но мы все зовем его просто Утенком. Мы — дети Клости Улитки, и мы всю жизнь прожили в селении Шеллинг, у ручья, который впадает в Реку. Тут отличная рыбалка и хорошие пастбища.

Если вам по этому описанию показалось, что Шеллинг — славное местечко, то это зря. Оно маленькое и стоит на отшибе. И люди здесь угрюмые и противные — все, кроме нашей тети, Зары. Они поклоняются Реке как богу. А мы знаем, что это неправильно. Единственные настоящие боги — это Бессмертные.

В прошлом году, как раз перед весенним половодьем, в Шеллинг явились незнакомые люди. Они шли с холмов и несли с собой котомки. Они сказали, что в нашу землю вторглись какие-то свирепые варвары из чужедальних земель, и что эти варвары гонят наших людей прочь. Мы с Хэрном и Утенком пошли посмотреть на чужаков. Мы и не знали, что на свете есть еще какая-то земля кроме окрестностей Шеллинга. Но Гулл сказал, что земля очень большая, и Река занимает лишь ее середину. Иногда даже Гуллу случается сказать что-нибудь разумное.

Чужаки оказались не очень интересными. Они были точно такие же, как и жители Шеллинга, только куда более встревоженные. Они подрядили моего отца перевезти их через Реку — она в наших краях очень широкая, — и ушли куда-то прочь, в сторону старой мельницы и еще дальше. А потом, неделю спустя, появились другие люди — суровые и бравые, в алых накидках, а под плащами — одежды из стали. Они приехали верхом и сказали, что он — посланцы короля. А в доказательство они привезли с собой изображение золотого аиста в короне. Когда наш папа увидел этого аиста, то сказал, что они и вправду присланы королем.

На этих чужаков мы смотрели куда дольше чем на тех, первых. Даже Робин, которая тогда была очень робкая и застенчивая, оставила стряпню и вышла, и встала рядом с нами — а руки у нее были в муке. Эти бравые незнакомцы улыбались ей, когда проезжали мимо, а один даже подмигнул и сказал: «Привет, красавица». Робин покраснела, но не убежала, как убегала от шеллинговских ребят, если те говорили что-нибудь такое.

Эти посланцы вроде как явились затем, чтобы собрать людей для боя с варварами. Они остановились у нас на ночь, и за вечер осмотрели всех наших парней и мужчин, и тем, которые оказались подходящими, велели собираться на войну. Вроде как у них было право приказывать. То есть, оно было у короля. Я тогда очень удивилась, потому что знать не знала, что над нами есть еще какой-то там король. Все засмеялись. И Робин, и Гулл, и папа, и даже Хэрн, хотя Хэрн потом потихоньку признался, что думал, будто Король — это один из Бессмертных, а вовсе не человек. Мы все согласились, что иметь над собой короля куда лучше, чем Звитта, старосту Шеллинга. Звитт — старый зануда. У него даже рот растянулся в стороны, потому что Звиит только и знает, что повторять «не-ет!».

Посланцы короля сказали Звитту, что он тоже должен идти на войну, и он впервые не ответил «не-ет!». Но они сказали это и Кестрелу-Пустельге, мужу тети Зары. А Кестрел — он старый. Папа сказал, что тогда, видно, дела короля совсем плохи. А Херна это здорово обнадежило. Он сказал, что раз уж Кестрела берут, то ребят его возраста точно должны взять. А Гулл ничего не сказал. Хотя вообще-то он тем вечером вел себя просто препаскудно.

Хэрн потихоньку ушел в дом, чтобы помолиться Бессмертным — они стояли в своих нишах над очагом. Он попросил, чтобы его признали годным для войны, и пообещал, что если это сбудется, он освободит нашу землю от варваров. Я знаю, о чем он просил, потому что слышала это собственными ушами. Вовсе я и не подслушивала — просто я сама пошла помолиться. Честно признаться, Хэрн здорово меня удивил. Он вечно насмехался над нашими Бессмертными, потому что они не такие приземленные и понятные, как остальная наша жизнь. Уже по одному этому можно понять, как сильно ему хотелось на войну.