Ирина Стрелкова - Знакомое лицо

Скорее всего, Фомин расспрашивал о поклонниках Каразеевой для виду. Интересовал его лишь Петухов.

Володе вспомнилась глянцевая цветная фотография — девушка в домашнем платье, сердито отмахнувшаяся от фотографа. А Каразеева действительно красавица. Совершенно необычный тип русского лица и в то же время истинно русская красота. Снимал, несомненно, мастер. Женя Анкудинов? Сам старик? Или еще кто-то? Почему Каразеева не хотела фотографироваться? Что-то тут кроется…

Даже самый беглый обзор фактов, имеющих отношение к краже в клубе, наводил Володю на мысль, что преступление может оказаться далеко не шаблонным. В таком случае Фома пропал. Искренне жаль Фому, однако нешаблонные дела не для него.

Володя отряхнул запылившиеся брюки, обтер о траву забрызганные илом ботинки, нырнул в лаз и увидел в десяти шагах от стены, в тени дерева, девушку в старинном наряде, сидящую на коврике с книгой на коленях. Он узнал ее не сразу, хотя проучился вместе десять лет. На траве под древней яблоней сидела с книгой Валька Семенова. Володя хотел незамеченным проскочить мимо, но она услышала шаги и подняла голову:

— А-а-а… Киселев… — У бывшей круглой троечницы успел выработаться строгий учительский взгляд и требовательный голос. — Ты что тут делаешь? — Она спрашивала так, словно Володя был ее ученик, причем нерадивый.

— Дышу свежим воздухом, — иронически ответствовал он и тут же поймал себя на том, что иронизирует на уровне десятиклассника.

— Ты все такой же, — снисходительно заметила Валентина Петровна. — Совершенно не меняешься. Тебе на вид не дашь и девятнадцати лет. Скажи, неужели тебе еще не надоело корпеть в музее?

— Нет, не надоело, — сухо ответил Володя, не выносивший, когда ему напоминали о его невзрослой наружности.

— Извини, я забыла поздравить! — спохватилась она.

— Интересно, с чем же?

— Как с чем? Твоя Татьяна поступила в институт! Она молодец! Я ей всегда говорила: «Ты, Киселева, очень способная, только ленишься учить».

Володя заскучал. Какое банальное суждение! Можно представить себе, как серо, шаблонно ведет Семенова уроки физики. Наверняка ей опостылели школа, товарищи по работе, ученики, не проявляющие никакого интереса к законам термодинамики. Да, ей опостылела школа, поэтому она уверена, что Володе надоело корпеть в музее.

Он покосился на отброшенную в траву раскрытую книгу. У читательниц такого рода можно увидеть в руках что попало. «Аэропорт», «Вселенная полна неожиданностей», «Преступление и наказание», «Застава в горах», «Сестра Керри», «Королева Марго»… Все без разбора. Классический роман, детектив, научно-популярное сочинение… Но только не томик стихов любимого поэта!

Валентина Петровна поймала его любопытствующий взгляд на книгу, засмеялась, покачала головой:

— Нет, нет! Не проси и не надейся! Самой дали в библиотеке на два дня.

Володя отвернулся. «Этого еще не хватало! Ей кажется, что я такой же, как она, любитель массового чтива». И тут же ему вспомнился — со всеми обидными подробностями — проигранный спор с боссом Юрой насчет массовой культуры и культуры для масс.

Володе не о чем было говорить с Семеновой, но почему-то расхотелось уходить из сада. В ушах отчаянно зазвенело, заколоколило. Нет, это не в ушах. Звенит душный воздух задичалого сада, рассекаемый крылами летучих существ. Вдалеке меж стволами виднелись из высокой травы несколько ульев — пасека старого Анкудинова. К угловой башне слетелись и вились у своих гнезд ласточки. У крепостной выкрошившейся стены белые куры в фиолетовых чернильных воротничках купались в тончайшей пыли веков. Где-то жалобно заблеяла коза. В ответ залилась лаем собака.

Володя расчувствовался: «Простые, реалистические штрихи жизни. Как гармонирует со всем окружающим старинный наряд, строгая длинная юбка, белая сборчатая кофта с пышными рукавами…»

Он аккуратно поддернул брюки и сел рядом с Валентиной Петровной.

— Нравится? — Она пощипала сборки широкого рукава. — Только что вытащила из бабушкиного сундука. Узнаешь? Выходной наряд ткачихи. Конец девятнадцатого — начало двадцатого века. Не хватает козловых сапожек со скрипом. Ну как? Нравится?

— Ничего, — пробурчал Володя, краснея.

В школе Валька Семенова считалась совершенно пустым местом. В пятом, что ли, классе несколько дур придумали выставить всем отметки «по красоте». Семеновой они еле-еле натянули троечку с минусом — и Семенова не пикнула. Володя тоже получил тройку и, по правде говоря, здорово обиделся. Он считал, что у него красивые глаза. Умные, выразительные. Это все-таки что-нибудь да значит! А они — тройку. Дуры! Фоме с его поросячьим носом они вывели четверку. Явно побоялись, что иначе он их отлупит. Пятерок вообще не оказалось. Себе-то специалистки по красоте отметок не ставили.