Александр Власов - Мандат

— Самый малый! — продолжал командовать матрос, пошевеливая штурвал. — Стоп!

Буксир мягко приткнулся к скрипнувшим сваям. Карлик набросил на них канат. Подоспел Крюков, помог закрепить его за кнехт.

— Гаси! Гаси! — нетерпеливо прикрикнул карлик.

— Погашу! — ответил матрос и усмехнулся. — Только нас и без дыма теперь за десять верст видать.

Он спустился в какой-то люк, и через несколько минут дым поредел, смешался с паром и совсем перестал клубиться над трубой. Только тогда карлик подозвал к себе Юрия.

— Удивляешься?.. Подрастешь — поймешь! Чекистская работа не любит лишних глаз, даже если они не вражеские… Есть хочешь?

— Хочу.

— Скоро будет завтрак. Некогда было приготовить. Лед, видишь, еле держится. Пошел бы, и все наше дело лопнуло! Понял?

— Не очень.

— Ну ладно! Идем!

Они спустились в машинное отделение, и Юрий остолбенел. По всей длине этого узкого помещения вдоль стен стояли картины в рамах. Между ними и машиной буксира был оставлен лишь узкий проход, по которому с куском ветоши в руках медленно передвигался молчаливый матрос. Он осматривал узлы механизма, что-то вытирал, куда-то подливал масла из узконосой лейки.

В первое мгновение Юрия охватило чувство лихорадочного нетерпения. В этой коллекции картин могли встретиться настоящие шедевры! Сердце радостно забилось в предчувствии чудесных находок. Он восторженно улыбнулся и, волнуясь, прикоснулся к одной из самых больших резных рам. Дерево было влажным.

Юрий отдернул руку и уже не восторг, а испуг появился в глазах.

— Вы же… Вы же все испортите! — воскликнул он. — Так картины хранить нельзя!

Он провел пальцем по металлической переборке, на которой, как роса, поблескивали бисеринки воды. В машинном отделении было душно и парно, как в бане.

— Это же все погибнет!

Карлик забеспокоился. Матрос, смазывавший машину, отбросил ветошь, провел ладонью по холсту и произнес:

— Сыро… Холодно зимой было, а как протопили — отсырело.

— Что нужно делать? — в замешательстве спросил карлик.

— Проветрить!.. Просушить! — торопливо заговорил Юрий. — Режим температурный!.. И — в зал! На свет, на воздух!

— На буксире лучшего помещения нету, — сказал Бессонов. — Лед сойдет — и прямиком к Эрмитажу причалим… Дня четыре еще потерпят?

— Не знаю! — ответил Юрий.

Теперь он понял все, и в ту минуту испытал что-то большее, чем страх. Этому чувству не было определенного названия. Оно вбирало в себя и заботу о судьбе картин, и сознание своей собственной вины и бессилия, и горечь оттого, что надежда на скорую встречу с родителями исчезла.

И Юрий чуть не совершил последнюю в своей жизни ошибку. Он посмотрел карлику в глаза и произнес обличающим тоном:

— Вы не все мне сказали!

Юрий не ожидал, что получится такая безобидная фраза. Он хотел с отчаянной прямотой обвинить карлика в обмане, в воровстве, в мошенничестве. Но привычка быть вежливым со взрослыми оказалась настолько сильной, что и в этот момент он не смог произнести грубые слова.

— Конечно, не все, — согласился Бессонов.

Он видел, что Юрий взволнован и удручен чем-то, но не стал выяснять причину. Игра шла к концу. Ему важно было на некоторое время успокоить и подбодрить мальчика. Карлик многозначительно улыбнулся.

— Ты тоже не все мне сказал! Про брата, например…

— Про какого брата? Нет у меня братьев!

— Хочешь опишу?

И карлик точно обрисовал портрет Глебки.

— Глебка? — вырвалось у Юрия.

— Значит, есть все-таки брат! — снова улыбнулся Бессонов.

— Он не родной.

— Знаю! Все я знаю! И ты все узнаешь! — Карлик похлопал Юрия по плечу. — А теперь — за работу! Отбери самые ценные картины. Мы постараемся укрыть их от сырости.

На железной лестнице, ведущей с палубы в машинное отделение, показались ноги Крюкова. Он нагнулся и тревожно прошептал:

— Люди!

Молчаливый матрос и карлик бросились наверх. Юрий остался один. В голове у него все перемешалось. Как Бессонов узнал про Глебку? Где он его видел? Почему назвал его братом? Неужели карлик все-таки чекист?

Юрий еще раз взглянул на картины. Они плакали: бисеринки воды соединялись в капли и, как слезы, стекали по краске. Юрий отбросил соблазнительную мысль о чекистах. Вместо нее пришла другая, еще более радостная: вдруг Глебка одумался, понял, что поступил плохо, и теперь разыскивает его. Ведь только сам Глебка знал, что они решили стать братьями! Только от него или от Дубка мог карлик услышать об этом. И вдруг это они — Глебка и Дубок — идут к буксиру?