Гуськом по дорожке они все втроем пошли к рядну под грушей.
По пути Оксана с любопытством заглянула в полуразрушенную, увитую диким виноградом беседку, осведомилась, не Ленькина ли это голубятня во дворе. Издали, сквозь открытое окно, посмотрела внутрь квартиры и, когда наконец села на рядно, требовательно спросила:
— Ты почему два дня не был в школе?
Ленька промолчал.
— Офенин тогда мог не допустить тебя только на свой урок, а ты и в субботу не явился. Мы подумали, что заболел или… вообще что случилось. Заходили с Витей Лапшиным — тебя не оказалось дома, уехал. Смотрим: и сегодня нету, и к заведующей не идешь объясняться. Посовещались, и тогда Кеня согласился сходить со мной, узнать, в чем дело. Что это за… манкирование такое?
Слово «манкирование» Оксана, наверно, переняла от кого-нибудь из учителей: раньше Ленька не слышал от нее этого слова.
— Еще чего? — сказал он, вновь становясь угрюмым.
— Может, ты нам скажешь чего?
Как понимать этот допрос? И с какой, собственно, целью они пришли? Может, примирение — это лишь ширма? Что, если Оксане и Кеньке просто захотелось посмотреть на него, опозоренного, выгнанного из школы, из ячейки «Друг детей», с квартиры? Если они заходили и в субботу, то опекун успел им все рассказать. А может, они явились из жалости? Ну, этого он совсем не потерпит!
— Одуванчики! — вдруг воскликнула Оксана и указала под сливу. — Какие чудесные! — И побежала к дереву.
Воспользовавшись ее отсутствием, Кенька Холодец поспешно и напрямик заявил Леньке:
— Скажи Оксане спасибо. Она все тебя жалеет: в беспризорниках, мол, жил. Я бы сам не пришел сюда, да Витька Лапша отказался второй раз провожать ее. С тобой не разговаривать бы надо, а морду набить. Больно уж сволочной. Садько требовал, чтобы класс бойкот тебе объявил.
Все это Кенька выпалил одним духом и, казалось, ожидал, что Охнарь кинется на него драться. Но даже то, что Леньку назвали «беспризорником» и объяснили приход сюда жалостью, к удивлению, не обозлило его. Он понимал, что заслужил и худшего.
Прибежала Оксана с желтым одуванчиком в руке, пытливо глянула на хлопцев, спросила с наигранным оживлением:
— Хорошо, Леня, съездил в колонию?
Охнарь вздрогнул.
— Откуда вы… знаете?
— Почему ты таким тоном спрашиваешь? — несколько обиженно проговорила Оксана. — Разве твоя поездка была секретом? Дядя Костя сказал, что сам отпустил тебя. Вообще, Леня, ты как-то держишься с нами… или недоволен, что пришли?
Вот оно, оказывается, что! Значит, дядя Костя сразу догадался, куда он делся? Ну и мужик: гвоздь! Выходит, одноклассники и не знают, что произошло? А он-то в бутылку лез. Проклятая воровская привычка: вечно чувствовать себя настороже. Ведь жулику все люди враги, каждую секунду надо ждать, что тебя схватят: в открытую или обманом. Да, но теперь ему, Охнарю, ничего не угрожает!
И Ленька ответил, сколько мог, сердечней:
— Очень хорошо, ребята, съездил, понимаете… Неожиданно это как-то у меня получилось. Я там снимался с колонистами, скоро вам карточки покажу.
За плетнем по улице проехала подвода с двумя железными бочками, запахло керосином. За ошинованными колесами бежал пегий жеребенок. Желтоватая пыль, оседая, потянулась на грушу, на голубятню, на школьников.
— Ну ладно, Леня, — сказала Оксана и встала с рядна. — Собирайся, идем.
— Куда?
— В школу, конечно.
Не меньше минуты потребовалось Охнарю, чтобы прийти в себя.
— В школу? Но… зачем мне… в школу?
— Как зачем? Разве ты не думаешь учиться?
— Я-то, конечно… Только я… Вы же знаете о том… В общем, тут объяснять…
Почему-то он не посмел произнести: «Драка. Хулиганство» — и совсем запутался.
— Думаешь, мы с луны свалились? — бухнул ему Кенька Холодец. — Раз пришли, значит… вот и давай собирайся.
После того как он в лицо, откровенно высказал Леньке свое о нем мнение, Кенька опять держался по-обычному просто, словно все стало на свое место.
Оксана объяснила подробнее:
— В субботу у нас было собрание группы, и там подробно разобрали твой вопрос. Обсуждали его потом и на заседании учкома, и на педсовете. Можешь быть уверен, Леня, дали настоящую оценку твоему хамству, нетоварищескому отношению… А сейчас тебя вызывает Полницкая. Идем. Нашкодил, а отвечать боишься?
Неужели ему, Леньке, еще можно будет учиться? Неужели еще раз простят, допустят в школу? Значит, класс не согласился с мнением Садько объявить ему бойкот? Конечно, заведующая устроит ему головомойку, какой он и в бане не видывал, придется извиняться за хулиганство, но… ему все-таки разрешат вновь сесть за парту?
Читать дальше