Гришка промолчал.
— У моей матери почерк очень похож на мой. Это естественно. Она учила писать меня с трех лет. Следила за каждой буковкой. И ту злополучную объяснительную написала она. От моего имени. Так получилось, Гришенька. Она ведь тоже ничего не знала о твоей аварии. Погорячился отец, не разобралась мать… Мало ли чего в жизни бывает…
— Но я же приходил узнать твой адрес, а она…
— Наверное, человеку признать свои ошибки не так просто. Стоит ли ее осуждать за это? Прости ты ей…
Боже мой! Никто ничего не знал, не виноват, ошибки… А его собирались упечь в тюрьму. Гришка сложил лодочкой руки, прижал их к груди и, легко вздохнув, уставился в бездонное чистое небо. Судьба? Или что? А Оксана тем временем продолжала:
— Понимаешь? Когда я прочитала, что вызываюсь по делу гражданина Качура, у меня мурашки по коже полезли… Только тогда до меня дошла суть и серьезность твоего положения. Стало страшно за тебя…
— Я же говорил тебе об этом…
— Говорил… Я видела, что ты ревнуешь, и меня это больше заботило, чем какой-то мотоцикл…
Гришка в упор рассматривал Оксану, и образ ее затмевал все остальное. Он, кажется, и не все слышал, что она говорит. Перед ним стояла та же вчерашняя подруга-одноклассница, без макияжа, с той же прической, на него смотрели те же голубые бездонные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Пухлые губы будто тянулись к нему. Все обиды, накопившиеся за последние тревожные дни, стали угасать, таять, как лед.
— Значит, мать лгала? А за ложные показания…
— Предупреждали…
— А дальше?
— Оставим, Гришка, эти разговоры. И мать тоже. Я же говорила: отец виноват. Видел бы ты, как он в то утро бушевал. Меня силой, с постели, ничего не объяснив, усадил в машину и увез к тетке. Я не успела даже опомниться… А что было с мамой — не спрашивала.
— А я пришел к твоему отцу.
— Зачем он тебе? — Оксана легким, казалось, небрежным движением, откинула назад рассыпавшиеся на груди волосы. — У нас с ним был серьезный разговор. Понимаешь, он к тебе больше претензий не имеет.
— А искореженный мотоцикл? — вырвалось у Гришки.
— Пустяки! — махнула рукой Оксана. — Его продали.
Гришка молчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. Будто весь инцидент исчерпан. Певни обзавелись новой собакой, продали мотоцикл, подозрения в воровстве отпали. Оксана как ни в чем не бывало снова потянулась душой к нему. Значит, есть справедливость на свете… Есть и судьба. Но почему Оксана ни слова о том парне? Не снова ли это какая-нибудь игра? И как после всего случившегося отнесется к нему председатель? Видишь ли, претензий не имеет. Зато теперь он, Гришка, может предъявить свои претензии. Какие? Он еще подумает… Но главное — посмотреть в глаза этому человеку. Может, и говорить ничего не надо, а просто — посмотреть в глаза…
— Я должен увидеть отца, — напомнил Гришка.
— Должен — встречайся, — спокойно сказала Оксана. — Вам рано или поздно все равно придется встретиться. Так лучше не откладывать…
Она взяла его за руку и, словно послушного теленка, повела дальше в сад.
«…Какой это был вечер! Сама природа будто пришла мне на помощь. Ни порыва ветра, ни облачности. Над нами висел голубой купол, усеянный жемчужинами. Замер птичий хор в лесу. Но там, на озерце, чудом уцелевшем среди мелиоративных канав, хором квакали лягушки. Да так громко, так слаженно, что мы невольно заслушались их хоровым искусством.
— На дождь, — тихо сказала Оксана.
— Как на свадьбе, — старался пошутить я. — Мотивы-напевы веселые.
Оксана в ответ хихикнула, положила свою руку на мою, наклонилась через стол ко мне. И как-то тихо, заговорщицки спросила:
— Ты зачем забрал назад документы? Решил таким образом мне отомстить?
Меня бросило в жар. Наступившая темнота была кстати: раскрасневшееся мое лицо Оксана увидеть не могла.
— Мне не нравится медицинский.
— Я уже это слышала. Даже мой двоюродный брат удивился, узнав, что ты тут же изменил свое решение.
— Какой двоюродный брат?
— Тот, который был со мной.
У меня на душе стало как-то легче, а за себя — обидно. Никак не могу я разобраться в чувствах, не могу осмыслить происходящее. Сам себе даю слово — не торопиться в действиях и суждениях, но не получается. Вот и двоюродного брата Оксаны я принял за… Но она могла мне сказать об этом сразу. Не сказала… Ей, видите ли, было интересно, как я ревную…
На улице послышался шум приближавшейся машины, залаяла возле сарайчика собака. Впервые за то время, что я находился в саду. Скрипнула калитка. Размеренный стук каблуков по асфальтированной дорожке.
Читать дальше