Герман Матвеев - Тарантул. Повесть

Только теперь Мишке пришло в голову, что не следовало, пожалуй, оставлять этого человека в роговых очках, который говорил, что «по правилам - город не удержать». Кто его знает, что это за человек? Ведь всем было страшно, и, однако, никто со страха так не говорил. Мишка выругал сам себя. Но было уже поздно.

У площади Льва Толстого Мишка слез и пошел в детский сад.

Сестренка обрадовалась приходу брата, но первый ее вопрос больно отозвался в Мишкином сердце.

- Миша, а где мама?

- Мамы нет, Люсенька.

- Мама на работе? Да? А мама придет?

- Если баловаться не будешь, придет, - ответил он, чувствуя, что бесполезно говорить ей о смерти матери.

Чтобы отвлечь девочку, он вытащил из кармана конфету, которую отложил для нее за завтраком. - На вот…

Девочка немедленно сунула конфетку в рот.

- Ну, как ты устроилась? Хорошо? Девочка кивнула головой.

- Ты скажи мне, если кто обижать будет. Говорить больше было не о чем. Мишка вспомнил наставления матери, которые она раньше делала ему, уходя на работу, и повторил их сестре. Девочка молча кивала головой, но слушала невнимательно, несколько раз оглядывалась на дверь. Там были подруги, и, видимо, ее оторвали от игры. Погладив по голове сестренку и неловко чмокнув ее в щеку, Мишка вышел.

Отсюда он направился на Сытный рынок. Здесь можно было встретить людей из всех районов города, всех возрастов, всех профессий. Мишка осторожно пробрался к тому месту, где накануне он видел однорукого, но там его не оказалось. Углубившись в промежуток между ларьками, мальчик ждал и наблюдал, разглядывая людей и прислушиваясь к разговорам. Однорукого не было. Тогда он пошел по рынку и, выбравшись из толчеи, залез на лестницу рыночного корпуса. Отсюда было хорошо все видно, но из-за тесноты лица людей было невозможно разобрать. Мишка упорно искал в толпе запомнившуюся ему фигуру инвалида.

- Мишка! - услышал он знакомый голос. Оглянувшись, он увидел Ваську, который протискивался к нему из толпы.

- Куда ты пропал? Мы тебя искали, искали вчера… Думали, разбомбило… Завтра со Степкой хотели в больницах искать.

- По делам ходил, - серьезно ответил Мишка, - А ты чего тут?

- А я очереди продаю.

Васька забрался на лестницу и, устроившись рядом С другом, объяснил, что это значит.

- У ларьков очереди за картошкой, а как тревогу объявят, их разгоняют. Я, понимаешь, вон в тот подъезд запрячусь и жду. Как отбой заиграет, так бегом - и сразу к ларьку. Всегда первый. Хорошо платят. Видал?

Васька достал из кармана пачку «Зефира», открыл ее и протянул Мишке:

- Бери.

- Я бросил курить.

- Почему?

- Так. Ни к чему это. Небо только коптить, - резко сказал Мишка.

Васька с изумлением посмотрел на приятеля, смутился, закрыл коробку, повертел ее в руках и спрятал в карман.

Некоторое время они сидели молча. Васька чувствовал, что с приятелем произошло что-то, о чем надо было говорить в соответствующей обстановке.

- Где Степан? - спросил через минуту Мишка.

- Дома, наверно. А что?

- Ничего. Потом все расскажу. Пойдем к нему. Они выбрались на улицу и молча пошли к дому.

Тревоги следовали одна за другой с небольшими перерывами. Наступили дни, когда сирены гудели по двенадцать раз в сутки. Особенно жестокие налеты были по ночам. Эшелоны немецких бомбардировщиков летели на большой высоте и сбрасывали бомбы во всех районах города. Навстречу им, в черное небо, по-прежнему летели разноцветные ракеты, пущенные таинственной рукой.

Команда Мишки Алексеева из пяти надежных и проверенных друзей с вечера расходилась по разным улицам и добросовестно дежурила до утра. Днем ребята спали в красном уголке жакта, где у них находился штаб. Каждый день в штаб заходил Бураков.

- Ну, как дела? - спрашивал он Мишку. Тот пожимал плечами и вот уже третий раз отвечал одно и то же:

- Плохо…

Они садились к столу, вытаскивали карту Ленинграда, разглядывали ее и заново намечали посты па улицах и в переулках.

- Отсюда сегодня пускали. Я сам видел с вышки. Может быть, на этой улице постоять, Миша? А? - предложил Бураков.

- Надо сюда Ваську поставить. А то он на Гатчинской… Там людно.

Как только начало темнеть, Васька Кожух отправился на новое место, в глухой переулок, который сворачивал в сторону от Пушкарской и выходил к парку Ленина.

Васька прошел переулок из конца в конец, изучая ворота, выступы, подъезды, чтобы знать, где можно в случае чего укрыться.

- Ты чего шляешься? Домой пора, - крикнула ему одна из дежурных МПВО, когда он заглянул во двор.