Людмила Сабинина - Трое и мотор

Марат прыгнул в лодку и начал укладывать наше имущество, согласно строгим правилам лодочного туризма. Мой вещмешок он вытряхнул на дно лодки и уложил по-своему. Консервные банки внизу, свитер и одеяло - сверху. Таблетки пирамидона и аспирина, обязательные в каждом порядочном походе, нитки и прочую мелочь он переложил в карманы рюкзака. Добрался было и до Татьяниного чемодана. Но та взбунтовалась, и он чемодана не тронул.

Напоследок Марат сбегал в будку за запасным бачком. «Лишних тридцать литров не помешает»,- сказал я. Минаич, видимо, проникся почтением к шикарному ленинградцу и беспрекословно выдал ключи.

Наступила минута отъезда.

Я оттолкнулся веслом, перебрался на корму, к мотору. Намотал на кулак шнур стартера, дернул. Как и ожидал я, мотор не издал ни звука. Лодка безмятежно закачалась метрах в десяти от берега.

Татьяна сидит, молчит. А главное, этот Марат… Вот незадача!

Я собрался с силами, дернул еще раз. Мотор рявкнул и тут же замолк. Не давая остыть, рванул шнур изо всей силы. Шнур лопнул, я грохнулся на спину. Мотор взвыл. Мальчишки на набережной - и откуда их набралось в такую рань! - засвистели… Неуправляемая лодка понеслась наперерез течению…

Впрочем, любоваться этим пришлось недолго. Я уцепился за румпель и взял нужное направление. Слава богу, отплытие состоялось.

Мы понеслись вниз по реке. Моя старая двухпарка немного широка и тяжеловата, зато устойчива на курсе, не виляет и не вертится, режет воду, как по линейке.

На днище положены массивные елани - чувствуется умелая рука старшего брата, под кормовой банкой крепкий рундучок с висячим замком. Там хранятся разные инструменты: топорик, клещи, плоскогубцы, а заодно - жестянки со спичками, гвоздями, крючками рыболовными. Сразу видно, что Михаил - мужик основательный. Весной я заново проконопатил лодку и выкрасил голубой эмалью. Так что все как будто бы в порядке. Но кто знает, что думает про себя этот ленинградский гроссмейстер водного спорта! Самолюбие мое ныло… Может, ему корабль мой кажется расхлябанной старой баржей, по сравнению с разными там байдарками да спортивными яхтами. А впрочем, наплевать. Пускай что хочет, то и думает.

Мы миновали городскую набережную и въехали под мост. Вода тут казалась черной и глубокой, была покрыта мелкой рябью. Над головой гудели своды моста: шел городской транспорт. Лодка проскочила между громадными гранитными опорами и снова вырвалась на свет.

Татьяна возвышалась на самом носу лодки, лицом к берегу. Она упиралась тонкими загорелыми руками в борта. Ветер трепал легкое платье. И вообще Татьяна своим профилем, светлым узлом волос на затылке напоминала ту вырезанную из дерева нимфу, которая обычно красовалась на бушприте старинных парусных судов.

Марат сидел на средней банке и мог сколько угодно любоваться и берегами, и сидящим впереди членом экипажа.

Мотор ревел оглушительно, и всякие разговоры, само собой, исключались.

Выехали за городскую черту… Гранитная набережная кончилась, потянулись зеленые берега, стада паслись у самой воды, коровы забредали в воду, поворачивали морды вслед нам и мычали.

Береговые знаки указывали ширину фарватера- 75 метров - и приличную глубину. Река была пустынна. Поэтому я не заботился о курсе и, как говорится, пер напролом.

- Палка! - вдруг закричала Таня.- Гляди!.. Мы прямо на палку едем! Правее объезжай!

- Не палка, а веха красная,- заметил Марат.- И не правее, а левее придется.

«Ишь ты, грамотный»,- отметил я про себя.

- Другая палка! Белая теперь! Что ты, Кравцов, не видишь, что ли? - засуетилась наша наяда.

Действительно, понатыкали вешек. В прошлом году их что-то не замечал. Просто было два бакена, правый и левый, как и подобает при широком фарватере.

Старательно я объехал вешки, продемонстрировав высокую маневренность своего судна.

А все-таки, почему-то я сегодня «Кравцов». А не просто Володя. Интересно. Собственная фамилия иногда для человека становится неприятной, просто режет слух. Вроде ругательства получается. В другое время, например, если пятерку за экзамен по специальности схватишь или на следующий курс переведен,- то фамилия звучит как-то волнующе. Даже гордо. Кравцов - талантлив! Кравцов - дипломат! Кравцов!..

- Володька! Ой, спятил! Куда?

- Стой! Левее! Левее! Смотри!..

На нас надвигалась какая-то допотопная посудина. Она была уже метрах в пятидесяти. Мотор мой, разумеется, тотчас же заглох.

Я давно заметил, что мой мотор страдает общительностью. При встрече с коллегами, особенно более солидными, более быстроходными, он тотчас перестает работать и стремится познакомиться поближе. Качество вполне понятное, но не всегда удобное.