Васька шёл с направлением к доброму боцману Шахраю. Но ведь на флоте было два Шахрая! Младший был добряк и филон и не прочь дать храпака. Зато у старшего при виде лодыря и бездельника кулаки увеличивались по крайней мере в пять раз.
— Где боцман? — спросил Васька у вахтенного.
— А вон, — кивнул вахтенный.
Васька двинулся вдоль стенки, и тут его длинный нос столкнулся с крючковатым носом Шахрая-старшего.
— Ко мне? — спросил Шахрай.
— Не… не… — заикаясь, затряс головой Васька и стал пятиться.
— Стой! — крикнул Шахрай и бросился вдогонку. Ему позарез нужны были матросы. Но Васька уже бежал по палубе к борту. А на пароходе «Даёшь!» всё увеличивалась толпа, и судно медленно покачивалось. Там уже надеялись увидеть Ваську в робе, но вдруг раздался пронзительный крик, и растрёпанный Васька-бич выскочил на нос «Камбалы». За ним грохотал сапогами старый Шахрай.
— Не уйдёшь! — пропыхтел боцман и схватил Ваську за обезьяний галстук.
— Уйду! — отчаянно крикнул Васька и, выдернув голову из галстука, прыгнул за борт. — Лучше гибель, чем Шахрай!
Боцман схватил его за туфлю, но Васька заорал и сиганул вниз, в мазутную воду, на которой качались отражения облаков.
— Утонул! Убился! — заволновались кругом. — Васька убился!
— Не, не утоп! — с досадой сказал Шахрай и запустил Ваське вдогонку туфлю, которая осталась у него в руках.
Все перегнулись через борт и смотрели в глубину. Скоро там появилось белое пятно, и через минуту вынырнул Васька. На голове у него, как берет, лежала медуза, а изо рта торчал пучок морской травы.
— Пф, пыф, — плевался Васька, — пф, помогите! Стёпа, друг, помоги!
— А ты вот так, вот так, — показывал рыжий Степан своему товарищу и размахивал в воздухе руками.
Но это Ваське не помогло. Он не умел плавать.
И вдруг над толпой что-то со свистом пронеслось. Это Солнышкин схватил ящик и швырнул вниз. Васька ухватился за него. И тут рыжий артельщик заорал:
— Оставь! Оставь, говорю! Ящик два с полтиной стоит!
— Не бойся, уплачу, — с достоинством сказал Солнышкин.
И все повернулись к нему, а Васька добрался на ящике до берега, вскарабкался на причал и скрылся в дырке забора.
— Солнышкин! Явился? Великолепно! — сказал капитан Моряков и похлопал его по плечу. — Герой, настоящий матрос!
Все заговорили:
— Молодец!
Тут капитан сердито нахмурил брови и повернулся к артельщику, у которого кривые ноги сразу сделались колесом.
— А ваше поведение, ваше поведение мы ещё разберём. Не помочь утопающему, позор! — И хотя сам он презирал Ваську, но выполнение морских законов считал святым долгом.
— Явился, — злобно прошипел Стёпка Солнышкину и стал расталкивать толпу.
— Ну что ж, Солнышкин, сейчас мы тебя к кому-нибудь определим, — сказал Моряков.
— Ко мне! — звонко предложил маленький, с острым носиком радист Перчиков. — Конечно, ко мне!
Он вообще отличался гостеприимством, а новый матрос сразу же пришёлся ему по душе.
Солнышкин пошёл за Перчиковым в каюту.
Каюта была чудесная: слева стояла двухэтажная койка, перед столом, вделанный в палубу, вращался великолепный стул, а за иллюминатором слышался плеск волн. Солнышкин был готов обнять Перчикова, но тот стеснялся подобных вещей. Он заторопился:
— Ну, теперь за работу! Грузить продукты.
И они вышли из каюты. Навстречу им уже мчались Петькин и Федькин с ящиками на плечах. А с палубы доносились крики артельщика. Он бегал и суетился.
Вечером пароход должен был отправиться на Камчатку, а сделать достаточные запасы артельщик вовремя не успел.
Подъёмный кран опустил на палубу груду ящиков. Солнышкин бросился к одному из них, но Степан широко расставил ноги:
— Этот не трожь.
Солнышкин бросился к другому. Но артельный только ухмыльнулся:
— Ишь, сарделек захотел? Половину слопаешь!
Солнышкин поставил ящик и собирался сказать, что, во-первых, лопают свиньи, а во-вторых, он не такой обжора, как Степан. Но за его спиной раздался громовой вскрик:
— Ба-тюш-ки! Опять сардельки! Да куда вы их? Лопнете — придётся хирурга вызывать! — И мимо, качая головой, прошёл капитан Моряков.
Следом за ним шли три штурмана. Моряков торопился в пароходство, больше он ничего не сказал, но артельщик сразу прикусил язык.
Солнышкин взмок. Вместе со всеми он носил ящики и муку, и теперь из его рубахи можно было печь пирог: мука на спине превратилась в тесто. Но он этого не замечал. Он бегал по трапам, таскал с Перчиковым в холодильник бараньи туши, пока на палубе вдруг сно ва не зашумела толпа.
Читать дальше