Галина Гордиенко - Руна смерти

Ночные кошмары

Вечер прошел как-то странно. «Аура» предстоящего похода витала в воздухе.

Озабоченная мама суетилась в кухне и прикидывала: не забыла ли о чем-нибудь важном. Она то и дело сверялась со списком, врученным ей – вообще-то – мне! – предусмотрительной Леной.

Папа посматривал на нее с недоумением. Он до сих пор не мог понять, как вообще дал согласие на подобное безумство.

Современные городские подростки – в лесу!

Одни!

Целых семь дней!

Папа ходил вокруг меня кругами, а я мысленно подзуживал его: ну, запрети! Заяви – я, мол, передумал. Мол, незачем тебе шляться по лесам!

Скажешь, и я останусь. Подчинюсь, как и положено примерному сыну. Ну же!!!

Но папа словно воды в рот набрал. Только вздыхал и укоризненно косился в мою сторону. Знать бы заранее, ЧЕМ обернется наше небольшое путешествие, я бы как-то спровоцировал его, но…

Оказался глуп, каюсь.

Удивлял и обычно невозмутимый Василий. Весь вечер он выглядел каким-то странно пришибленным. Не крутился возле стола, пока мы ели. Не подлизывался к маме, не терся об ее ноги и не мурлыкал.

Напротив, жался по углам: острые уши плотно прижаты к черепу, пышный хвост – к животу. Казалось, кот был по-настоящему напуган.

Но чем?

А после ужина Васька наотрез отказался заходить в комнаты. Вообще выходить из кухни не захотел.

Встревоженная мама решила – несчастное животное заболело, и все трогала у кота нос. Васька и это стерпел, держался кротко, как ягненок. Нос оказался влажным, как и положено, и я уговорил маму не звонить ветеринару.

Заявил, что Васька просто переел сегодня, и почти не оговорил его – восемь котлет за один присест!

На самом деле Васька слопал шесть, но какая разница?

Моя скромная цифра маму впечатлила, и она успокоилась.

Зато Василий поглядывал на меня враждебно. И раздраженно шипел, как только я оказывался рядом с ним. В результате у меня вновь возникло неприятное ощущение, что эта черная бестия все понимает.

Не должен, не может, но понимает!

Когда я вошел к себе, меня удивила духота в комнате. Причем какая-то странная – при открытом настежь окне воздух казался плотным, удушливым. Я невольно схватился за горло, внезапно перехватило дыхание.

Включил свет и удивился: над полом стелилась мутноватая мгла. Она словно сочилась из невидимых щелей в стенах. Неприятно колебалась и выглядела опасно вязкой.

Неизвестно откуда у меня опять возникло ощущение чужого присутствия, и я непроизвольно отпрянул в коридор. И тут же нервно хмыкнул: клочьев тумана больше не было. Его словно выжгло электрическим светом.

Комната смотрелась вполне невинно. Темно-зеленый палас – идеально чист, я лично перед ужином его пропылесосил. Все вещи находились на строго отведенных местах. У самой стены притулился новый рюкзак.

Я с ненавистью посмотрел на него: завтра придется надрываться! А в следующую секунду попытался протереть глаза. Вдруг померещилось: воздух над рюкзаком как-то странно загустел, и его очертания стали расплывчатыми, неверными.

Какая-то неясная угроза заставила меня сделать еще один небольшой шажок к коридору, и я разозлился – чтобы МЕНЯ выжили из собственной комнаты?!

Я всегда отличался ослиным упрямством – по словам родителей, – а собственные слабости ненавидел, как личного врага. Поэтому пулей влетел обратно. Изо всех сил пнул рюкзак и с яростью прошипел:

– Место, слышишь?!

Старался я зря. Естественно, рюкзак оказался обычным рюкзаком, а я почувствовал себя полным кретином.

Я еще шире распахнул обе оконные створки, жадно вдохнул прохладный ночной воздух и криво улыбнулся: вот что значит – идти на поводу у других! Тащиться в дурацкий поход, когда обычно самая дальняя моя прогулка – наш парк.

Я угрюмо усмехнулся: вот в предвкушении завтрашней вылазки нервишки и пошаливают. Надо же, даже воображение заработало на полную катушку, не зря я столько фантастики проглотил…

Заснуть не получалось. Я ворочался в постели, подушка в жизни не казалась такой комковатой. Чуть ли не впервые я обратил внимание на лунный свет. Раньше как-то не замечал его, а тут…

Необычайно яркий, холодный и странно тревожащий. Привычная комната вдруг стала совершенно чужой. Знакомые вещи и мебель выглядели враждебно, словно были перенесены сюда из какого-то другого мира.

Я не хотел присматриваться. Старательно зажмуривался, но, забывшись, вновь и вновь таращил глаза на письменный стол или книжные полки. И мне казалось, что они излучают свой собственный свет, мрачноватый и неприятный.