Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Когда я добежал до двери и ворвался в комнату, и увидел, что один негодяй приставил тяжелый кавалерийский пистолет ко лбу его светлости, а двое других тщетно пытаются взломать металлический сундук.

— Отдай ключи,— потребовал тот, что с пистолетом,

— Не отдам,— твердо сказал граф, когда до него до­шло, чего от него хотят.— Не отдам, и все тут. Все это принадлежит Алану, моему мальчику. Только ему. А другим не достанется ни пенни.

— Тогда прощайся с жизнью, лорд,— прохрипел вор,— Считаю до трех. Раз, два...

В тот момент, когда прозвучало «три!», я ударил дубиной по стволу снизу, а второй удар обрушил на голову злодея, и он тут же распростерся на полу, не подавая бо­лее признаков жизни. Двое подельщиков, опомнившись, бросились на меня, один с пистолетом, другой с кортиком. Опасаясь огнестрельного оружия больше, чем холодного, я мигом сорвал с постели тяжелый бархатный балдахин и накинул его на нападающих, и пока они срывали его с себя, я живо поднял с пола бездыханного их товарища и загородился им, как щитом. Первый же выстрел в мою сторону, оказавшись последним, прикончил разбойника окончательно, а утихомирить оставшихся двоих для меня уже не составило больших трудов. Я привязал их одного к другому и, оставив их на попечение прибежавшего дво­рецкого, отправился на поиски констеблей. Нашел я их часа через три и, слава Богу, не пьяных, а слегка навеселе, так что у них было еще достаточно сил и разума, что­бы препроводить связанных моих пленников в тюрьму.

Утром разбойники предстали перед магистратом. И вот тут-то начались чудеса. Видите ли, любезные читатели, окажись эти двое обыкновенными разбойниками и даже отъявленными убийцами, я ни за что не поднялся бы на целую ступень общественной лестницы и не вырос бы в глазах своих земляков, но этих парней кто-то опознал в суде, и оказалось, что они — протестанты-лжесвидетели, оказавшиеся не у дел, подручные Оутса, Бедлоу, Карстэрза, действовавшие заодно с Дейнджерфильдом, Тербервиллем и Дагдейлом [75], — словом, из компании тех, кого ко­роль ненавидел лютой ненавистью, но до сих пор никак не мог поймать. Едва эта новость стала известной за стенами суда, как тут же, откуда ни возьмись, набежала целая дюжина доброжелателей, которых я прежде в глаза не видывал, и, принеся мне свои, как они утверждали, искренние поздравления, попросили меня не забывать их на будущее.

Магистрат наговорил мне кучу похвал, — раз в десять больше, чем стоило бы на самом деле, — а затем не счел за труд изложить историю моих подвигов письменно, с тем, чтобы с ними мог ознакомиться сам король. Слушанье де­ла еще не закончилось и подсудимых еще не отправили в тюрьму, как на меня набросились новые доброхоты, — на этот раз числом более двадцати,— и всяк от щедрот своих предложил ссудить мне сотню фунтов, чтобы я смог ку­пить себе придворное платье, прежде чем предстать перед его величеством.

В тот же день я получил приглашение прибыть во дво­рец. Однако перед этим король призвал к себе графа Брандира, чтобы услышать историю из его уст, и его светлость, хотя и не без преувеличений, рассказал, как было дело, впрочем, короля не столько занимали подробности про­исшествия, сколько он пожелал лишний раз убедиться в том, что на этот раз клятвопреступление действительно породило самый настоящий разбой.

Убедившись, что все обстоит именно так, его величество с удовлетворением потер руки и приказал немедля оп­робовать особые колодки собственного его изобретения. Он снизошел до того, чтобы лично смазать маслом меха­низм, и выразил опасения, что в Лондоне не найдется никого, кто смог бы пустить новинку в ход, но решил, что лучше все же испытать одного-двух заплечных дел масте­ров из тех, что под рукой, чем дожидаться палача из Эдин­бурга.

Итак, меня призывал сам король. Взволнованный до­нельзя, я облачился в лучшее свое платье, нанял модного парикмахера, а также выпил полгаллона [76]эля, и только после этого руки у меня перестали трястись. Отправляясь во дворец, я учтиво раскланялся со своими доброжелате­лями, пожелав в душе никогда более не встречаться с ними.

Представ перед августейшей четой, я согнулся в нижайшем поклоне и замер, не смея разогнуться, и лишь когда его величество обратился ко мне, я поневоле поднял го­лову.

— Я тебя уже где-то видел, молодой человек,— сказал король.— Такого великана забыть невозможно. Где это было? Скажи, тебе это лучше знать.

— Если будет угодно вашему величеству,— ответил я, удивляясь тому, что я еще способен не только что-то соображать, но и отвечать,— это было в королевской ча­совне.