Федор Кнорре: Капитан Крокус

— Понял! Можно приоткрывать?

— Давай! — скомандовал командир, и второй бомбардир приоткрыл один глаз. Ну, что ты там видишь? — нетерпеливо спросил командир.

— Вижу цель для стрельбы — баржу и никаких глупостей!

— Молодец! Значит, ты… не видишь их, этих…

— Никак нет, не вижу!

— А много их там, этих… Ну. кого ты не видишь?

— Полным-полно, так и кишат на палубе!

— Молчи, дурак, зажмурься! Я скажу, когда стрелять, тогда опять приоткроешь! Почему кладовщик до сих пор не несёт снаряда из кладовой?

Прибежал кладовщик. Он долго рылся в своей кладовой, отыскивая самый маленький и слабенький снарядик, и вот наконец отыскал самый завалящий и теперь прибежал, неся его бережно, как маленького ребёночка.

— Вот, пожалуйста, самый плохонький, какой у нас есть!

Командир глянул на снаряд, и у него перед глазами побежали разноцветные кружочки:

— Это самый слабенький?

— Самый-самый, просто в углу завалялся, весь даже в пыли, я уж его тряпочкой обтёр!

— Хорошенькое дело, — задумчиво сказал командир. — От этого снарядика тоже взлетает в воздух всё в окружности пятидесяти миль. Весь город. И мы сами. Собственно говоря, совершенно всё равно, выпалим мы этим снарядиком из пушки или просто сядем на него и взорвём под собой. Всё равно: пятьдесят миль в окружности фюить! Спрошу в последний раз Суперкомандующего, прежде чем взрываться… Бомбардир, можешь открыть глаза.

Командир включил радио, вызвал Суперкомандующего и услышал звук, от которого у него перед глазами забегали, кроме кружочков, ещё и квадратики и кубики, и все они метались и пищали разными голосами так, что он ухватился за плечи бомбардира, чтобы не упасть… По секретному, особому, специальному служебному радио, которое соединяло «Матильду» с Суперкомандующим, вместо команды несся невероятный, невозможный, неслыханный звук: поросячий визг!..

Вот как это случилось.

Несчастный поросёнок Персик метался в клубах дыма и тащил за собой на поводке Малыша так яростно, точно сам изо всех сил стремился навстречу гибели!

Напрасно Малыш пытался его удержать и оттащить в какой-нибудь тихий переулок. Поросёнок так и рвался на главную площадь. Его стали узнавать. Прохожие испуганно показывали на него пальцами, а он мчался всё дальше, прямо к зданию Тайного совета многоэтажников.

— Ага! — произнёс чей-то грубый голос, и тяжёлая рука опустилась на плечо Малыша. — Это тот самый Персик? Ты с комбината? На, получи, и можешь идти. Да поживей!

Два полицейских офицера из Особой команды отобрали у Малыша поводок, сунули ему в руку мелкую монетку и скомандовали поросёнку:

— Марш!

И поросёнок, к отчаянию Малыша, послушно сам побежал в дверь.

По всему зданию кипела суматоха, беготня, одни постилали всё новые ковры, чтоб Великому Автоматизатору было мягче ступать при выходе на площадь к народу, полицейские в полной парадной форме выстраивались на лестнице, готовясь запеть гимн. а весь народ, заткнув уши, ждал выстрела из пушки.

Поросёнка куда-то вели по коридорам, а он на ходу пытался обнюхать ковры, надеясь опять найти следы Коко, но каждый раз полицейские грубо пинали поросёнка сзади сапогами, заставляя скорее идти.

Бедный Персик пробовал взвизгивать, но его за это пинали ещё больнее, и он, потеряв голову, мчался, уже сам не понимая куда, растерянный оттого, что не привык к такому скверному обращению.

В одном из коридоров толпа полицейских, застёгиваясь, подтягивая на ходу брюки и обдёргивая парадные мундиры, налетела и столкнулась с конвоирами Персика. Воспользовавшись замешательством. поросёнок юркнул между ног людей, шмыгнул в какую-то дверь и спрятался в дальнем углу под диваном. В прятки-то он хорошо умел играть!

Пока офицеры с проклятиями бегали и искали его по всем коридорам, Персик отсиживался под диваном и весь трясся от страха. Он совершенно упал духом, испугался, его нежная розовая кожа, за которую его и назвали когда-то Персиком, вся горела и ныла от ссадин, и бедняга решил лучше умереть в тишине под диваном, чем выйти снова в этот ужасный коридор.

Ему смутно припомнилось, что где-то по пути ему послышался слабый знакомый запах следов Коко, он только не мог припомнить где. Потом ему показалось, что он слышал знакомый запах соломы, и почему-то припомнил старое время, цирковое представление… своего старинного недруга Чучелище с вилкой в руке. Всё это мелькало у него в голове в полном беспорядке и никак не складывалось вместе.