Федор Кнорре - Капитан Крокус (все иллюстрации)

На главной площади пылала целая гора растрёпанных разноцветных книжек-сказок. Стаи пёстрых страничек и белых листков высоко взлетали в воздух, точно из кратера вулкана в разгар извержения. Вместе с пеплом, поднятые волной горячего воздуха, они кружились и уносились с площади высоко над крышами, точно целые караваны пёстрых и белых птиц.

Пожарные непрерывно поливали горящие сказки специальной поджигательной жидкостью, так что стены домов, окружавших громадную площадь, стали тёплыми.

Поднялся ветер. Он подхватывал улетающие с костра листки и нёс их с собой в сторону моря. Их было так много, что скоро стало казаться — высоко в воздухе над городом течёт река улетающих листков.

Колеблясь, покачиваясь и ныряя в прозрачном воздухе, улетали белые странички, на которых взмахивали белыми крыльями лебеди, сверкали морозным инеем ледяные моря и мчалась в снежном вихре Снежная Королева в блеске северного сияния. А на других зеленели луга, пёстрые от весенних цветов и бабочек, и тёмные леса с избушками на курьих ножках, уходили в радужные миражи пустыни караваны верблюдов, и на рваной, трепетавшей от ветра страничке с обожжёнными краями, казалось, быстро перебирал ножками жизнерадостный Буратино, спеша убраться подальше от города, рядом с плавно изгибавшимся листком, который нёс на ковре-самолёте радостного человечка в чалме над крышами Багдада. И стаи любопытных чаек, живших на реке у впадения в море, поднялись в воздух и с криком помчались, кружась и ныряя, следом за рекой улетающих сказок, с изумлением наблюдая, как белые нарисованные облака взлетают в небо всё ближе к настоящим белым облакам, плывущим над морем.

А в это время на краю Шлакового пустыря, вздымая тучи пыли, показались первые фургоны Чучельного комбината.

Шеф полиции с разбегу ворвался на свой командный пункт и изо всех сил заорал во все свои передатчики команду:

— Закончить операцию «Мышеловка»!

Густыми толпами полицейские с испачканными мордами поднялись с земли, где пролежали всю ночь в засаде, и торопливо начали чиститься. Земля на Шлаковом пустыре была не очень приспособлена для того, чтобы на ней ночевать!

Капитан Крокус, стоя у штурвала баржи с пистолетом в руке, увидел тучи чёрной пыли, которую подняли фургоны и двинувшиеся по пустырю полицейские, и сказал львам:

— Ну, детки, вот и конец! Будем драться! Пока мы живы, не дадим полицейским хватать ребят! Так я говорю?

— Да! — ответили львы. Глаза у них загорелись, они медленно подошли и стали, слегка пригнувшись и готовясь к прыжку, у самого борта.

«Странно, — подумал Капитан Крокус. — Ведь всю жизнь я считался капитаном. Но я был только капитан львов. А погибать мне приходится у штурвала корабля… который, правда, так и не сдвинулся с места».

Капитан в последний раз бросил взгляд на парус. Он висел как тряпка. Да он и был громадной тряпкой, как всякий парус, когда нет ветра, чтоб его развернуть.

Очень уставшие за ночь ребята стояли на палубе, тоже не отрывая глаз от паруса, и самые маленькие и слабенькие из них уже завели тихое жалобное похныкивание, которое грозило перейти в общий безутешный рёв и плач…

С высоты обрыва, где стоял домик Капитана Крокуса, нёсся топот, звон разбиваемых стёкол и крики — это полиция под командой самого Шефа обыскивала и переворачивала всё вверх дном, разыскивая сбежавших Ужасных Заговорщиков.

Обнаружив, что домик пуст, полицейские кинулись обыскивать всё вокруг, и вот уже сам Шеф полиции появился на высоком обрыве и увидел баржу. Видно было, как он протянул руку, показывая своим молодцам, и что-то крикнул, но звука его голоса не было слышно.

Неистовый, пронзительный резкий тысячеголосый крик чаек заглушил всё вокруг. Шеф полиции изумлённо поднял голову и уставился на небо.

На палубе баржи сотни пар глаз, среди которых было уже немало заплаканных, сотни маленьких носов, среди которых было немало уже мокрых и жалобно хлюпающих, тоже запрокинулись и уставились в небо, где, кружась, ныряя и взлетая, окружённая обезумевшими от любопытства чайками, играя на солнце, текла высоко в воздухе река листочков.

Поток тёплого ветра пригнул траву на обрыве, зарябил воду, и дети, задрав кверху головы, замерли с открытыми ртами, и тут тот самый маленький мальчик, который накануне самым последним тащил большую ливерную колбасу на пустырь, а теперь стал первым обладателем самых заплаканных глаз и самого мокрого курносого, шмыгающего, хлюпающего носа, самый первый улыбнулся, сперва робко, потом до ушей, потом засиял и замахал шапочкой, глядя в небо.