Григорий Белых: Белогвардеец

Снова ребята засмеялись. Каждый день ругались ребята с воспитателем, не потому, что были очень голодны, а просто желая подразнить его.

Беззлобно ругались, по-дружески. Но сегодня спор окончился неожиданно мрачно. С задней скамьи, заглушая смех и разговор, вдруг прозвучал незнакомый голос:

— Жиды виноваты! Оттого голод!

Тон был злой, не похожий на общий. Все с удивлением взглянули в ту сторону, откуда был голос, и увидели новенького. Новенький, уткнувшись в засаленный ворот ватника, исподлобья озирался по сторонам. Некоторое время ребята молча разглядывали его, потом Янкель удивленно протянул:

— Вот так отмочил!

— Ай да парень! — усмехнулся Купец и дернул его за рукав. — Это кто же «жиды»? А?

— Все, — ответил новенький.

— И Ленин жид? — подмигивая крикнул Мамочка.

— И Ленин, — мрачно сказал новенький. Весь класс дружно захохотал.

— Довольно! — вдруг резко сказал Сашкец и, нахмурившись, спросил у новичка:

— Как звать?

— Толя Коренев, — ответил мальчишка.

— Ну так слушай! — сказал Сашкец. — У нас в школе таких вещей не говорят. А слово «жид» забудь — понял? Я после с тобой потолкую…

Зазвенел звонок, и Бобер, неистово колотя кулаками по парте, снова запел:

Мотька Цыпка был самый тихий воспитанник во втором отделении. Он не кричал и не кувыркался вместе со всеми в переменах, никогда и ни с кем не стыкался, чтобы померяться силами. На уроках он не швырялся жеваной бумагой, не кукарекал и не воровал карандашей с учительского стола.

Мотька Цыпка тихо сидел за партой рядом со своим сламщиком Косаревым, и пока тот кукарекал и швырял жеваной бумагой, Цыпка решал задачи за себя и за сламщика. Цыпка был старостой. Он назначал дежурного и следил за уборкой.

На третий день после поступления в детдом, новенького Коренева переселили из старшего отделения во второе. Старшие решали уже уравнения с одним неизвестным, а Коренев только-только таблицу умножения зазубрил. Вот его и перевели.

Первый день Коренев вел себя тихо. Приглядывался к ребята. Потом успокоился. Народ здесь был все мелкий, не похожий на старшеклассников.

— Плашкеты! — пренебрежительно сказал он своему соседу по парте. Сосед его Шамала, толстый, розовый, губастый, прозванный так за свою прожорливость, ничего не ответил, лишь отодвинулся на всякий случай от новенького.

На другой день Цыпка, просматривая список дежурных, увидел, что список кончился. Цыпка хотел начинать сначала, но тут вспомнил о новеньком.

— Сегодня, — сказал Цыпка, — дежурный по классу — Коренев, новенький.

Услышав свою фамилию, Коренев поднял голову.

— Что? — спросил он. — Почему я?.. Я только что пришел и сразу дежурить?

— Список кончился, — сказал Цыпка.

— А начинай сначала.

— Я уже тебя записал, — сказал Цыпка.

— Я тебя запишу! — заорал Коренев.

Но тут весь класс вступился за Цыпку. Коренев испугался и подчинился. Весь день он злобно косился на Цыпку и шипел в ухо Шамале:

— Выбрали старосту! Без жида не могли? Я вот ему…

Вечером Коренев и Цыпка столкнулись в пустынном коридоре второго этажа. Коренев, усмехаясь, загородил дорогу. Цыпка остановился.

— Жид! — сказал Коренев. Цыпка промолчал.

— Зачем меня дежурить назначил?

— Надо было — и назначил, — спокойно ответил Цыпка.

— Ах надо?.. А это видел? — крикнул Коренев, показывая Цыпке кулак. — Вот как дам сейчас…

— А ну, попробуй! — сказал кто-то сзади. Оглянулся Коренев — стоит около него Косарев, ноги расставил, руки в карманы.

— Попробуй, — говорит, — дай.

— А сам наступает на Коренева. Косарев парнишка крепкий — попробуй стыкнись с ним. Отодвинулся Коренев в сторону, пропустил Цыпку с Косаревым и, только когда они уже вниз спустились, крикнул вслед:

— За жидов заступаться? Погоди, узнаешь!..

В четвертом отделении заседала редколлегия. Готовили очередной номер стенгазеты. Японец, примостившись у печки, писал передовицу. Воробей переписывал печатными буквами заметку. Янкель развел желтую краску и, по привычке обсасывая кисточку, выводил большие буквы заголовка. Рядом стоял Джапаридзе и советовал:

— Внизу красненьким, а ободочки синеньким пусти…

Когда Янкель следовал его совету, Джапаридзе удовлетворенно мотал головой и чмокал от удовольствия.

Японец с треском бросил карандаш.

— Готово! Статья есть… Весь номер посвящаем обороне Петрограда. Материалу хватит, и в крайнем случае пустим объявленьице, извещеньице… Жаль — стишком нет.