Внезапно откуда-то сзади, сквозь урчание двигателей и плеск волн, Корби послышался посторонний звук. Это был долгий печальный крик — скорбный и одновременно мелодичный. Сперва Корби подумала о чайках, но «Гармония» находилась слишком далеко от берега, чтобы здесь могли летать птицы. И это не было ветром, свистящим в корабельных снастях…
Корби сделала несколько шагов по направлению к бывшим большим каютам и остановилась. Склонив голову набок, она прислушалась.
Было похоже, что звук доносился с левого борта. Корби сделала еще шаг, замерла и снова прислушалась, «Нет, с правого борта», — подумала она, возвращаясь назад.
Или все-таки с левого?
В следующую секунду она поняла, что стороны здесь ни при чем, поскольку необычный звук явно доносился из трюма. Встав на верхней ступеньке лестницы, ведущей в трюм, Корби прислушалась, склонив голову и наморщив от напряжения лоб.
Удивительный, исполненный скорби крик усиливался и затихал, то делаясь слабым и неуверенным, то вновь становясь громким и настойчивым. Громче, тише, громче и снова тише… Словно бы тоскующий волк выл на луну или одинокая певчая птица призывала свою пару.
Это была печальнейшая из песен, какие Корби доводилось слышать.
Ей ужасно хотелось спуститься вниз, чтобы все разузнать, но двери в трюм, на которых висела табличка «Каюты 22–40», были заперты, а ключ имелся только у капитана Бельведера. Вдобавок как раз в эту минуту издалека донесся звук гонга, возвещающий время обеда.
Что это? Похоже на дворцовые цимбалы только звучат они откуда-то издалека…
Обычно под звуки дворцовых цимбал приходила маленькая девочка со свежей и сладкой луговой травой и медовыми цветами. Но я знаю, что это не могут быть дворцовые цимбалы, потому что маленькая девочка уже не приходит…
Я пойман, заточен в ужасном пустом дереве, и маленькая девочка больше не приходит. Лишь этот странный человек с зеленой головой и скрипучими ногами. Вода, что он мне дает, затхлая, но сладкие лепестки хороши…
Его уже не было так давно, а я голоден и хочу пить… и мне грустно…
— Ну что там Артур возится? — мрачно спросил капитан Бельведер, барабаня пальцами по видавшей виды белой скатерти.
— Пойду посмотрю, сэр, — немедленно откликнулся лейтенант Сластворт-Хруст. Он встал, наклонив свою лоснящуюся голову. — Если дамы мне позволят…
— Да-да, конечно, — сказала миссис Флад, широко улыбаясь. Когда лейтенант вышел из столовой, она повернулась к своей старшей дочери. — Такой вежливый мо лодой человек, не правда ли, Серена? Если бы он еще не набриолинивал так сильно свои волосы…
Корби захихикала. Услышав это, Серена одарила ее испепеляющим взглядом, а затем повернулась к матери.
— Мама, ну пожалуйста! — прошептала она, заливаясь легким румянцем. — Ты меня смущаешь.
Они сидели за одним из трех круглых обеденных столов в маленькой корабельной столовой. Посреди каждого из столов находилась большая серебристая крышка, соединенная с потолком гибкой серебристой трубой. Через несколько мгновений откуда-то сверху донесся голос лейтенанта Сластворта-Хруста.
— Меня не интересует, что ты чинил трюмную помпу! — кричал Жон-Жолион на Артура. — Капитан желает обедать! И я, между прочим, тоже!
Корби достала путеводитель Хоффендинка и раскрыла его…
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ХОФФЕHДИНКА
ОДИНОКИЙ РИФ
Этот остров знаменит тем, что дал приют капитану Лемюэлю Гиббонсу, чей корабль «Красотка Роза» двести лет назад сел здесь на мель.
Хотя всю его команду спасли, забрав на материк, капитан Гиббонс отказался покинуть любимый корабль и оставался на острове двадцать пять лет, пытаясь починить свое судно. Он жил, питаясь исключительно плюющимися труборогами и Стирая белье пассажиров с проплывающих мимо кораблей в обмен на нюхательный табак и херес.
Читать дальше