Анатолий Рыбаков - Выстрел

– А что за оригинальный способ?

– Ну, он так сказал… «Это будет оригинально» – вот так он сказал…

– Нет, я слышала слово «способ»…

– Возможно, я оговорился… Ты ведь знаешь, он любит такие «изящные» обороты…

– Твои объяснения меня не удовлетворяют, ты не договариваешь.

– Ну, знаешь… Я тебе все сказал, даже больше, чем следовало.

С неумолимой ясностью Юра вдруг осознал не совсем еще понятную, но безусловную связь между ключами и тем, что произошло в семье Зиминых. Как бы далеко ни отстояло одно от другого, какова бы ни была истинная роль Валентина, все равно он, Юра, соучастник чего-то страшного, ужасного, может быть, именно он открыл убийцам дверь.

Страх перед возмездием охватил его. И страх перед Валентином Валентиновичем: этот человек не остановится ни перед чем, убьет его так же, как убил Зимина.

Ни о чем не спрашивать, не выяснять, не рассказывать, не ходить к Валентину, отойти в сторону, порвать, отговориться тем, что готовится в институт… Мысль! Уехал на дачу готовиться к экзаменам. Валентин не посмеет явиться на дачу, незнаком с его родителями. Так постепенно все забудется. Нет, не забудется. Витька арестован, идет следствие. Миша Поляков что-то подозревает, и Люда тоже подозревает. Доберутся до Валентина, доберутся и до него.

А может быть, он все выдумывает, может быть, ничего нет. Валентин – убийца! Невозможно!.. Невозможно!.. Спешат прохожие, громыхают трамваи, дребезжат пролетки, все как всегда. Он причастен к убийству?! Не может быть! К Валентину немедленно, не откладывая, он все объяснит, расскажет, успокоит…

С замирающим сердцем нажал он кнопку звонка. Там, за дверью, его судьба.

В сетке, туго стягивающей влажные блестящие волосы, Валентин Валентинович был похож на молодого человека с рекламы туалетной воды «Вежеталь». Скользнул взглядом по Юре.

– Чем ты взволнован?

– Почему?.. Шел из школы, зашел…

Окно открыто. При открытом окне Валентин ничего с ним не сделает. Шум двора прибавил Юре смелости.

– Миша Поляков пристает ко мне с вагоном, помните, что тогда отправили.

– Он и ко мне с этим привязывался, – ответил Валентин Валентинович небрежно. – Ну и что?

– Я просто так рассказываю…

– Ах, так? Ну, рассказывай!

– Вот и все!

– Может быть, не все?

Даже не предложил сесть. Развалился в кресле, покачивает ногой, легонько трогает сетку на голове.

– Видите ли, – неуверенно начал Юра, – у нас такой порядок: во время занятий нельзя выходить из школы.

– Такой порядок во всех школах.

– В других школах есть гардеробщицы, они запирают дверь, а у нас самообслуживание, ключ в дверях, ставка на сознательность.

Валентин Валентинович покачивал ногой, трогал повязку на голове.

– Когда я выносил ключи, – продолжал Юра, – меня заметил дежурный по школе и доложил Мише Полякову.

– Почему именно ему?

– Он председатель учкома.

– И ему докладывается каждый такой случай?

– Когда как…

– Дежурный видел тебя, но разве он знает меня?

– Да, он живет в нашем доме и знает вас.

– Как его имя?

– Саша… Саша Панкратов.

– И видел, что ты передал мне ключи?

– Нет, он не видел.

– Что же тебя беспокоит? Мы с тобой не скрываем нашего знакомства. Выходил во время уроков… Тебя за это накажут?

– Просто я хотел вам сказать: Миша Поляков выискивает факты против вас.

– Зачем?

– Мне кажется… Он даже так говорит… Вагон он связывает с документами, которые похитили у Зимина.

Валентин Валентинович поднял красивые, тонко очерченные брови.

– Большой криминалист! А с убийством Зимина он этого не связывает?

– Не знаю.

– А ты?

– Что я?

– Ты связываешь вагон, то есть, будем прямо говорить, меня, с кражей документов и с убийством?

– Что вы, Валентин Валентинович, как вы можете даже спрашивать про это?

– Слава богу!

Валентин Валентинович подошел к зеркалу, осторожно, обеими руками снял сетку с головы, расчесал волосы, чуть-чуть подбил, чтобы не выглядели прилизанными, положил повязку на туалетный столик, не оборачиваясь, бросил:

– Чего стоишь? Садись.

Юра сел на диван.

Валентин Валентинович повернул голову в одну сторону, в другую, любуясь прической, потом подошел к окну и закрыл его.

Юра обомлел. Этого он боялся больше всего. Но ни подняться, ни двинуться с места не мог.

Валентин Валентинович снова уселся в кресло, подтянул брюки, закурил папиросу, выпустил длинную струю дыма.

– Ну, рассказывай!