Ю Несбё - Доктор Проктор и конец света (как бы)

— Доброе утро, капитан Тране и капитан Тране! — торжественно возвестил Булле, сверкая улыбкой. — Ведь на головах у вас капитанские фуражки, не правда ли?

— Фуражки хористов, — хором сказали двойняшки с гордым видом.

Фуражки были белые с черным блестящим козырьком и кистями на шнурах.

— Хористов? — переспросил Булле. — Значит, вы не только играете на барабанах, но еще и поете? Кто бы мог подумать, что в этих крохотных телах прячется столько талантов!

— Талантов? — Трульс подозрительно прищурил один глаз. — Разве не ты заявил перед Рождеством, что чувство ритма у нас, как у двух печек? И за это мы тебя как следует вздули! — засмеялся Трульс. — Ха-ха!

— Надо добавить! — сказал Трюм и поднял руку с ледяным снежком.

— Но ведь я говорил не просто про печи, — сказал Булле, — а про печи Йотуль. Все знают, что нет печей с более развитым чувством ритма, чем печи Йотуль. Может быть, вы слышали о других печах, которые так хорошо пыхтят в ритме две четверти?

Трульс и Трюм смотрели на Булле, широко раскрыв рты. Пар вырывался оттуда, словно дым из печных труб.

— Он нам лапшу вешает, — прошептал брату Трюм.

— Но… — прошептал Трульс, — я верю ему, когда он говорит, что я хороший барабанщик.

— Это потому, что тебя легко обмануть, — прошептал Трюм.

— Да, меня легко обмануть, — кивнул Трульс.

— Будем бросать, — прошептал Трюм. — В голову.

— Да-да, разобьем его мерзкую башку, — подхватил Трульс и поднял руку с ледяным снежком.

— Позвольте, я немного облегчу вам кидание снежков в мою голову, дорогие братья Тране, — сказал Булле и снял с головы оранжевую шапку.

— Ха-ха! — засмеялись близнецы и отвели назад руки как можно дальше.

— А что это у него на голове? — спросил Трюм.

— Животное, — сказал Трульс.

— Я вижу, что животное, но какое?

— Маленькое животное.

— Может быть, это вошь?

— Да, — засмеялся Трульс. — У гномика водятся вши! Кидай!

— Приступайте. — Булле стоял совершенно неподвижно и улыбался. — Но как ваш добрый сосед, я обязан сделать предупреждение о последствиях бросания ледяных снежков в семиногого перувианского паука-упыря.

— Бросаем в голову! — крикнул Трульс.

— Подожди! — сказал Трюм. — Какое еще пре… предуп… ждение?

— Видите ли, — начал Булле, — будучи перувианцем, этот паук-упырь вырос в покрытых снегами, истерзанных постоянными войнами Андах, где снежки — часть суровой повседневной жизни. Вы слышали о тридцатилетней войне снежками? Нет? Хорошо, я скажу так. Если в Перри попадает снежок, он инстинктивно…

— Подожди! — сказал Трульс. — Что значит «ин-сти-нкт…»?

— Это значит «месть»! — крикнула Лисе и удивилась, услышав собственный голос. Но все равно продолжила: — Он заползает в ухо тому, кто бросил снежок. И ползет до самого мозга…

— Ой! — сказал Трюм.

Трульса так поразила эта новость, что он попробовал засунуть в ухо палец, но забыл, что на руках варежки.

— И начинает высасывать, — не унималась Лисе.

— Высасывать?! — хором закричали двойняшки.

— Пока не высосет… — прошептал Булле.

Трульс и Трюм машинально наклонились к нему.

— …весь мозг. — Он с хлюпаньем втянул ртом воздух, и двойняшки испуганно отскочили на шаг назад.

— Сначала из памяти исчезают таблица умножения и названия стран Европы, — сказала Лисе. — Потом все, чему учили в школе. — Ей показалось, что это не произвело впечатления, и она продолжила: — Ты забываешь ноты песни «Да, мы любим этот край», имена всех своих друзей, дорогу домой, и наконец ты забываешь, как тебя зовут.

Но Трюм только зевнул.

— А потом… потом… — продолжала Лисе, — потом…

Трульс поднял над головой руку со снежком.

— Ты разучиваешься есть, — сказал Булле. — Становишься тонким, как спичка, и умираешь с голоду.

Трульс и Трюм уставились на Булле широко раскрытыми испуганными глазами.

— Ну вот, опять, — заикаясь, сказал Трульс. — Он нам лапшу вешает!

— Фи! — сказал Трюм, протянул руку к голове Булле, потом вернул ее назад и раскрыл варежку.

В варежке сидел Перри.

— Ха-ха! — с триумфом произнес Трюм. — Я его схватил! Самый обыкновенный спаук!

— Оторви у него ногу! — крикнул Трульс и запрыгал. — Нет, оторви три ноги! И будет тогда трехногий перу… перуви… спаук-упырь!

— Я бы не советовал это делать, — сказал Булле.

Близнецы обернулись к нему.

— Всем известно, что трехногий перувианский паук-упырь втрое опаснее семиногого!

Близнецы уставились на паука.

— Лучше ты, — сказал Трюм и протянул варежку с пауком брату.