Сергей Голицын - Сорок изыскателей, За березовыми книгами

Проходит к паровозу дежурный по станции в красной фуражке.

Пронзительный свисток, потом гудок, вагоны лязгают и со стоном, со скрипом дергаются с места.

Мамы машут платочками и что-то неслышное, но, наверное, очень важное пытаются внушить своим отъезжающим деткам.

Метров через двести асфальтовое шоссе на Москву пересекает железнодорожные пути.

— Перец! Перец! — вскрикивает кто-то.

Я расталкиваю толпящихся у окна ребят и вижу: вдали по асфальту несется во весь дух его щуплая фигурка.

— Перец! Перец! Быстрее, быстрее!

Поезд набирает скорость. Наш вагон минует переезд, а Перец бежит, бежит. Все высовываются из окон…

— Сумасшедший! Он меня погубит! — Магдалина Харитоновна молитвенно всплескивает руками.

— Вскочил! Молодец! Ура!

Перец каким-то чудом цепляется за подножку заднего вагона и через две минуты, торжествующий, потный, уже стоит среди нас. Задорно блестят его черные, похожие на смородины глаза.

— В каком он виде! Доктор, доктор, скорее! — кричит Магдалина Харитоновна.

Я подбегаю.

Ах ты! Аптечку-то я позабыл!

У Вити кожа на правой руке от кисти до локтя здорово содрана. Кровь каплет на пол. Необходимо срочно залить йодом и перевязать. Йод, я знаю, мальчишкам не очень нравится, но надо хоть бинты где-то достать.

Девочки наперебой предлагают галстуки, платочки. Соня вытаскивает свое полотенце и раздирает его на ленты.

Я делаю Вите перевязку. Все сосредоточенно следят за движениями моих рук. Впереди всех — Соня. Лицо ее выражает горячее сочувствие, она готова великодушно отдать все, что имеет, лишь бы раненый перестал страдать.

Чувствуя себя героем, Витя садится на лавку, самоуверенно оглядывает всех, вдруг вспыхивает и съеживается в комочек. Он в рваных штанах, босиком, а ноги чернее угля — верно, целый месяц не мыл.

Соня морщит брови.

— Приедешь к нам, получишь рубашку, галстук, тапочки, а сейчас до Москвы терпи. Папа, а как же штаны?

Да, уж тут Соня помочь не в состоянии, а в Мишиных он утонет.

Что же случилось с Витей? Почему он чуть не опоздал?

Еще с вечера мать выгладила ему брюки и галстук. Он нацепил на рубашку пять значков, до блеска начистил гуталином ботинки, и все это сейчас без всякого порядка разложено в его комнате.

Он большой охотник до голубей: трех самцов и двух голубок держит в курятнике, кормит их, чистит им клетки, иногда выпускает… Какой-то Колька Свистун задолжал ему за голубей порядочную сумму. А в Москву-то ехать — на мороженое, на газировку деньги ведь нужны. Ранним утром отправился Перец к Свистуну за долгом и, к ужасу своему, узнал, что тот еще на рассвете ушел за орехами. Недолго думая Перец устремился в лес, разыскал Свистуна, притащил его домой, получил долг и, не забегая к себе на квартиру, помчался на станцию.

Поезд идет медленно. Вагоны кряхтят, стонут, стучат, покачиваются. Ребята облепили окна. Каждая железнодорожная будка, каждый стог сена или развесистое дерево вызывают у них радостные восклицания. Едем все больше березовым лесом. Я стою у окна и вдыхаю полной грудью свежий, бодрящий лесной запах. Солнечные блики играют на белых стволах берез, на яркой зелени листвы, на ровной скошенной траве.

Наконец подъезжаем к конечному пункту железнодорожной ветки, отправляем родителям Перцовым телеграмму, чтобы не беспокоились о своем сорванце-сыне, и идем на московский автобус. Ехать по шоссе будет еще интереснее, чем по железной дороге.

Автобус подходит совсем пустой. Все рассаживаются на мягкие сиденья у окошек.

До Москвы далеко — сто двадцать километров.

Путешествовать по гладкому асфальтовому шоссе одно удовольствие: проносятся встречные машины, и легковые и грузовые; деревни сменяются полями, поля — лесом; какая-то фабрика, санаторий, совхоз, а дорогу вперед видно далеко-далеко; серой блестящей линейкой прорезает шоссе леса и поля, то поднимается в гору, то спускается к речке.

Все смотрят в окна не отрываясь. Мелькают черные с белым километровые столбы с цифрами. До Москвы — сто километров! До Москвы — девяносто километров… пятьдесят!

Скорее, скорее! Почему так медленно? Мы обгоняем солидные грузовики, но нас обгоняют легковые — серые и коричневые обтекаемые «Победы», черные изящные «ЗИЛы», разноцветные «Волги». Несколько секунд едет рядом юркий «Москвич» кофейного цвета.

В «Москвиче» возле шофера — бородатый профессорского вида пожилой дядя, сзади — толстая профессорша с кудрявым маленьким мальчиком. Отстает, отстает «Москвич»! Профессор злится, трясет головой, мальчик-кудрявчик машет рукой и улыбается. Ура, обогнали «Москвича»!