Сергей Голицын - Сорок изыскателей, За березовыми книгами

— Простите, еще один вопрос, — сказала Магдалина Харитоновна. — Вы по каким-то причинам несколько странно называете, видимо, весьма уважаемых граждан. Не находите ли вы, что это антипедагогично, особенно при детях?

— Нисколько не нахожу! — резко ответил старик. — Видите ли, среди людей встречаются эдакие живчики, энтузиасты своего дела, увлеченные им; даже, я бы сказал, одержимые в некотором роде. Вот, например, жил когда-то в Любце Номер Четвертый, работал бухгалтером на бутылочном заводе, каждый день костяшками своими щелкал, а в свободное время разводил георгины, и не какие-нибудь темно-пунцовые «Цыганки» или снежно-белые величиной с подсолнечник — «Советскую Арктику», нет, приспичило ему выводить георгины голубые, а таких ведь на свете не существует, до сих пор еще никто на своих клумбах не вырастил. Или другой пример: Номер Пятый — изобретательница пирогов. Все свободное время она тратила на опыты с пирогами, пекла их и приглашала знакомых. Изобрела она пирог, именуемый «утопленник», так теперь весь Любец на дни рождений и прочих торжеств печет исключительно «утопленники».

— Послушайте, где достать рецепт? — не утерпела Магдалина Харитоновна.

«Это и мне понадобится, — подумал я, — привезу жене вместо варений и солений хоть рецепт удивительного пирога».

— А откуда все-таки пошли эти номера? — не унималась Люся.

Заведующий оживился.

— О, это целая история! Еще до войны как-то приехал сюда… — Он спохватился и перебил самого себя: — Простите, очевидно, вы все хотите есть, а не только эта толстушка? — И он указал на оторопевшую Соню.

— Нет, нет, рассказывайте, пожалуйста, рассказывайте!

И Люся, и Магдалина Харитоновна, и дети обступили старика.

Только Володя-Индюшонок отвернулся и стал мрачно жевать рукав своей рубашки.

— Рассказывайте, я вас буду слушать, я буду терпеть, — покорно вздохнула Соня.

— Вы о художнике Ситникове, конечно, слышали? — Заведующий назвал одного из наших славных мастеров прошлого столетия. Целый зал в Третьяковке был отведен его картинам и пейзажам. — Так вот, у Ситникова есть сын, в настоящее время глубокий старик, так называемый Номер Седьмой. Незадолго до войны приехал он к нам со своей семьей, и знаете зачем? Специально, чтобы разузнать, для какой такой цели лет сорок назад его папенька посетил наш город. Он всех нас перетревожил. «Существует письмо моего отца к моей матери. Отец убежден — с вашим натюрмортом связана какая-то тайна. Такое замечательное произведение искусства, и никто не знает, кто его автор. Ищите, ищите!» — тормошил нас Номер Седьмой. И мы начали искать. Все лето шарили, все эти ящики с бумагами, что в башне сейчас хранятся, пересмотрели, всех любецких старожилов переспросили. И ничего! Вот почему меня так несказанно взволновал ваш рассказ о портрете.

— А может, вы не все ящики открывали? — спросил Витя Большой.

— Не беспокойтесь, молодой человек, когда историки ищут, они не пропускают ничего! — Заведующий повысил голос: он явно начал раздражаться.

— А может, вы хоть одного меня в башню пустите? — вкрадчиво попросил Витя Большой.

— Молодой человек, не мешайте мне рассказывать! — резко оборвал его заведующий.

Некоторые мальчики отошли и о чем-то оживленно и едва слышно заспорили…

Вдруг кто-то легонько толкнул меня в бок. Я оглянулся. Оба близнеца яростно шептали:

— В башне, в башне он прячет портрет. Он все врет, нарочно не пускает!

— Сын художника Ситникова, — продолжал свой рассказ заведующий, не обратив внимания на шепот мальчиков, — был как раз такой живчик и непоседа. И подобных непосед в нашем городе он насчитал шесть человек. Но, к сожалению, для их обозначения на русском языке существует весьма длинное, неуклюжее слово с приставкой, суффиксом и окончанием. Вот сын художника нам и предложил: давайте это неуклюжее слово долой, а чтобы вас как-то различать, дадим каждому порядковый номер.

— Какое же это слово? — спросила Магдалина Харитоновна и вытащила голубой альбомчик и авторучку.

— И-зы-ска-тель, — медленно проскандировал заведующий, — то есть человек, который что-то ищет…

— На земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе и даже в космосе, — начала декламировать Соня. А за ней подхватили и остальные.

— Совершенно верно, — неожиданно улыбнулся старик. — И добавьте: у себя в комнате, у себя в саду, у себя на работе.

Я был буквально ошарашен удивительным совпадением с Мишиной теорией и переглянулся с Соней.