Александр Власов - Третья тропа

Подполковник Клекотов по-отцовски положил ладонь на тонкие пальцы девушки.

— Зинаида Матвеевна! Мы ж не волки, не скушаем вашего Забудкина. Ну а если креститься отучим — так ведь это грех не великий!

Четыре недавно демобилизованных сержанта, которые сидели в автобусе сзади всех, сдержанно засмеялись. Капитан запаса Дробовой — военрук лагеря спросил с иронией:

— Надеюсь, комсомол еще не вынес решение — принять вашего героя в состав юных дзержинцев?

— Вы шутите, а мне его жалко! — Брови у Зины дрогнули и обиженно изогнулись. — Я хотела его к себе домой, но мама больна. У вас он пробудет недолго. Через неделю открывается новый детский санаторий — мы его туда перевезем.

Подполковник Клекотов оглянулся на сержантов.

— Товарищ Кульбеда! Проводите Забудкина в ваш взвод и останьтесь в том автобусе.

Приземистый сержант, с рябоватым простодушным лицом вскочил, лихо бросил руку к фуражке.

— Есть проводить и остаться, товарищ подполковник!

«Волга» с секретарем райкома Зиной Кудрявцевой развернулась и помчалась назад в город, а вереница машин двинулась дальше, постепенно втягиваясь в сумрачный, накрытый темным облаком лес.

Капитан Дробовой, раздраженно морщась, помассировал пальцами бритый череп.

— Странное дело!.. Живет нормальный человек — без всяких там трещин и червоточин. Живет себе потихоньку, и никто героем его не считает. А если свихнулся, а потом заявил, что хочет исправиться, тут уж — хвалебный хор: личность, характер! Литавры ему и барабаны!

Комиссар Клим, как гребнем, прошелся растопыренными пальцами по бороде.

— Так ведь — победа! Как без литавр?

— Какая еще победа?

— Идеологическая.

— Бросьте вы! — вспылил капитан Дробовой. — Не лезь в болото — не нужно будет выбираться из трясины! Вот и вся идеология в данном конкретном случае! И побеждать никого не придется!

— А проклятое прошлое? — вкрадчивым голосом подсказал комиссар Клим. — Которое сидит в нас и.

— Вы мне еще про родимые пятна капитализма напомните! — взорвался Дробовой.

— А что — нельзя? — Климу по молодости нравилось поддразнивать капитана, который совсем не воспринимал шутливого тона. — Или вы уже отрицаете тлетворное влияние проклятого прошлого?

Автобус сильно тряхнуло. Всех подбросило на пружинных сиденьях. Подполковник Клекотов поправил съехавшую на затылок фуражку и с улыбкой заметил:

— При большом желании в историческом, так сказать, аспекте и этот ухаб прошлому приписать можно.

— Можно! — очень серьезно подхватил Клим, но глаза у него смеялись. — Неужели какому-нибудь купчине толстопузому трудно было проложить асфальт до нашего лагеря?

Капитан Дробовой махнул рукой и проворчал:

— Не поймешь вас!

— Понять нетрудно, — примирительно произнес подполковник Клекотов. — От прошлого, конечно, так просто не отделаешься. Но везем-то мы, — он оглянулся на задние «Икарусы», — везем в основном свои собственные болезни — мои, ваши, родительские, школьные. Их пока хватает.

— Разрешите не согласиться! — отрезал Дробовой и тоже посмотрел на задние автобусы. — Они сами — и только они — виноваты в своих болезнях!

Ухабов на лесной дороге было много. Кособоко нырнул в один из них и автобус, в котором ехал взвод рябоватого инструктора — сержанта Кульбеды. Одиноко лежавший на заднем сиденье длинный нескладный парень, по прозвищу Распутя, с грохотом свалился на пол. Автобус захохотал в пятьдесят мальчишеских глоток. Смеялся и сержант Кульбеда. Даже сектант Забудкин показал мелкие, как у хорька, зубенки. Командир взвода с тремя красными звездочками на рукаве — юный дзержинец Славка Мощагин — попытался сдержать улыбку, но так и не смог — очень уж нелепой была распластанная на полу фигура Гришки Распути, который, казалось, вовсе не собирался подыматься.

В проход между креслами выкатился со старым фотоаппаратом кругленький Вовка Самоварик.

— Одну минутку!.. Та-ак! — Он навел аппарат на Распутю, щелкнул затвором и козырнул не сержанту Кульбеде и не командиру взвода Славке Мощагину, а Богдану — красивому смуглому парню, сидевшему у окна. — Поверженный гладиатор на пленке!

Не переставая жевать резину, Богдан пренебрежительно бросил:

— Не трать пленку на падаль!

Несколько мальчишек заискивающе осклабились, преданно глядя на Богдана. А Распутя все лежал. Чтобы голова не стукалась о пол, он сунул под затылок руку и, не моргая, глядел через окно вверх, на грозовую тучу. Произнес густым монотонным голосом: