Идиля Дедусенко - Приключения Альки Руднева

В детдоме трубку сняли сразу, и послышался громкий чуть протяжный голос:

– Криунова у телефона.

– Надежда Васильевна? – на всякий случай уточнил Степаныч.

– Да, Надежда Васильевна. А кто спрашивает? Я что-то голос не узнаю.

– Не узнаете, потому что и вовсе не знаете, – стал объяснять Степаныч. – Я звоню из Ростова. Зовут меня Николай Степанович. Я пенсионер, ветеран труда.

– Да, да, Николай Степанович, а какое дело у вас ко мне?

– Да вот воспитанник ваш рядом со мной стоит…

– Неужели Петя нашелся?! – радостно перебила Надежда Васильевна.

– А как вы догадались, что о Петруше речь идет?

– Так у нас все на месте, один только он весной исчез, и мы его через милицию ищем. Он здоров? С ним ничего не случилось?

– Слава Богу, все в порядке. Вот только он сомневается, примете ли его обратно, беглого.

– Как же не принять, ведь мы его несколько месяцев ищем, совсем надежду потеряли. А трубку можете ему дать?

– Конечно. Петруша, говори.

– Надежда Васильевна, простите меня, я больше не буду…

– Не маленький уже, чтобы такие заверения давать, – послышался громкий голос Надежды Васильевны. – Не ожидала от тебя такого, Петя. Непонятно, почему ушел, ничего не объяснил, заставил столько поволноваться. И бросил-то нас весной, когда на нашем огороде страда началась. Ребята без тебя чуть все грядки не погубили, агроном ты наш.

– Что, совсем грядки пропали? – испугался Петр.

– Не совсем, но тебе придется изрядно потрудиться, чтобы навести там прежний порядок.

– Я наведу! – заверил Петр. – Не беспокойтесь, Надежда Васильевна. Завтра же домой поеду автобусом или поездом. Что? Нет, вы не беспокойтесь, я один доеду и до детдома сам доберусь.

– Ну, вот, – удовлетворенно констатировал Степаныч, – уже двое, считай, дома. А ведь и правда, ребята, ничего нет лучше, чем жить «под крышей дома своего», как в песне поется. А еще…не обижайтесь, но вот что я вам скажу: откуда в вас это бессердечие? Обиделся или вольной жизни захотел – взял и ушел. А о близких подумал? Сколько горя им доставил – ведь нет ничего хуже неизвестности. Себя, значит, жалко, а родных нет.

– Ой, – перебила Кузьминична, – особенно матерей жалко. Ищут своих детей, плачут, а они, глядишь, живут себе где-то и не отзываются, все обиду свою лелеют. Всегда, конечно, это было, что младшие старших понимать не хотят, советов не слушают. Но чтобы из дома сбегать…

– От хорошей жизни, конечно, редко кто убежит, – прервал ее Степаныч, – но сейчас все так перепуталось. Одно знаю, жить труднее всего не в бедности, а среди равнодушных. Вон сколько ребятни по подвалам и чердакам ютится, потому что нет у них настоящего дома, они там никому не нужны. Но кому-то же должны быть нужны! Завтра же скажу капитану, чтобы занялся он вплотную бездомными детьми. Ведь это будущее страны на улицах…без присмотра гуляет.

– Ну, то будет завтра, а сегодня уже и спать пора ребятам, – заявила Кузьминична. – Диван раздвинем, и раскладушка есть. Не идти же им, чистым, накупанным, в тот грязный подвал. Тут день-два, и все разъедутся.

– Вот, ребята, какие у нас в Ростове женщины! – восхитился Степаныч. – Сама себе неудобства создает да еще и уговаривает. Но права: нечего вам в подвал возвращаться. А я пойду к себе. Мне вещички собрать надо. Гавриловну уже увезли, я могу завтра и переехать. А документы пусть Алешка оформляет.

На следующий день Степаныч пришел не один, а с капитаном, который, оглядев Альку, сказал:

– Ну, что, герой, в порядке?

– Угу.

– Что угукаешь? Здоровье как?

– Да все нормально.

– Ох, и не люблю я это слово…Нормально – это как? Не хорошо, не плохо…Средненько, значит? Ладно, герой, вижу, что уже почти здоров. А я к тебе с поручением от начальства. Держи сотовый телефон, он и фотографировать может, награда тебе за риск и помощь при поимке грабителей. Мы этого Меченого несколько месяцев искали, а ты нас на него вывел и помог поймать. Держи награду, заслужил!

– Еще как заслужил! – подтвердил Степаныч.

– А вам, ребята, – обратился капитан к Петру и Антону, – тоже мобильники за содействие. Без фото, но тоже хорошие. Будете теперь все трое всегда на связи.

Вскоре явился Алексей с билетом на поезд для Петра. Он же потом отвез его и Степаныча с Антоном на вокзал. Альку не пустили, чтобы не навредить здоровью, и он прощался с другом в прихожей. Они слегка помутузили друг друга, чтобы скрыть набегавшие на глаза слезы: обоим не хотелось «раскисать» на виду у всех.