Иван Сотников - Чудо-камень

Глядя на Платона Ильича и на своего соседа, Альда невольно сравнивала их. Учитель географии тонок и строен, лицо у него загорелое. Взгляд голубых глаз ясен и тверд. Мускулы лица словно натянуты. И все же в лице ощутимо беспокойство, тревога: чего-то искал и не нашел. Даже уголки губ опустились. Видно, за Сеньку тревожится. Теперь чего переживать. Тот сам себе сделал хуже. И себе и другим.

Белоречанин, наоборот, был тих и спокоен. Казалось, ничто его не тревожит. Самолет легко и плавно взмыл в воздух, и скоро уже Белорецк.

Разговор что-то не клеился. Корней Ильич откинулся на спинку кресла и, прищурив глаза, вроде вздремнул.

Не успела Альда опомниться, а под крылом самолета — уже горы. Даже не верилось, как близки от Уфы сырты Южного Урала. Они вырастали на глазах с каждой минутой. Еще немного, и горы со всех сторон.

Забыв про все на свете, Альда не отрывала глаз от окна. Было тихо-тихо, лишь порою слышались вскрики ребят. Их радовали кручи гор и прелесть речных долин. Внизу Инзер. Его зеленые луга и урема похожи на бесконечную ковровую дорожку, рассеченную лентой воды. В лесостепи, на подступах к Симу, правому притоку Агидели, он широк и раздолен, а чем выше по течению, становится все уже. Затем его берега теряются, и на горизонте встают огромные скалы и купола стройных лесов.

Альду восхищает бесконечная череда горных хребтов. Их массивные кряжи как стена за стеной высятся под облака и преграждают им путь. Все затянуто сизой дымкой, будто вышел сюда батыр-исполин, присел на гребни гор и закурил свою трубку.

— Ну и горы! — восхищалась Альда.

— И у каждой свое имя, свои сокровища, — донесся голос Корнея Ильича, который вдруг встрепенулся и через ее плечо тоже залюбовался горами.

— Видишь вон ту толстуху с плоской скальной вершиной, — говорил он про гору в окружении ее младших собратьев. — Сама Ямантау. А за нею, двугорбая, — Иремель, откуда течет наша Белая. Ручейком начинается. А вот на виду, правее, — острые пики Зильмердана.

— Вы были там? — не оборачиваясь, спросила Альда.

— Где я не был! А все это, — описав рукою круг в воздухе, сказал Корней Ильич, — и есть Белогорщина. Тут тебе медь и золото, цинк и бокситы, железные и марганцевые руды, отменные сланцы и краски — все, что хочешь.

— А нефрит есть? — выпалил Азат.

— Про нефрит не слыхал. Только думаю, все есть.

— Мы нефрит будем искать, — доверчиво проговорил Азат. — Камень такой. Красота!

— Ищите, ищите! — поощрил он ребят. — Обязательно найдете.

— Его непросто найти, нефрит, — многозначительно вставил Азат. — Сколько экспедиций было, и ни одна не обнаружила.

— Кто ищет, тот найдет! — заметил старик. — Такие горы, да не быть тут нефриту! Ищите!

— Мы на Иремель пойдем, и дальше, — продолжал Азат с гордостью. — Все горы обойдем. А не успеем за раз, еще приедем. От нефрита не отступимся. Так вся школа решила. Пойдемте с нами! — вдруг предложил он старику. — С вами быстрее найдем.

— Ишь ты, скорохват, — улыбнулся Корней Ильич. — У вас свое дело, у меня свое.

Азат недоуменно пожал плечами. Дескать, нефрит требует жертв, и сам он готов на все. Потому и не согласен с теми, кто думает иначе.

— Гляди-ко, — сказал Савин, — хребет Уварся.

Все прильнули к окнам.

Две скалистые вершины образуют как бы ворота, и самолет чуть не задевает их крылом. Глазу открылось радужное плоскогорье, приподнятое над голубою лентой Агидели, и посреди обширного амфитеатра гор раскинулся Белорецк — город башкирских металлургов.

Юных геологов разместили в школе, почти в центре города. Завтра отсюда начнется поход в горы, а сегодня можно осмотреть Белорецк. У Корнея Ильича есть время, и ему хочется показать ребятам свой город, где он родился и вырос, где кипела его молодость. Сам он живет то в городе, то у сына в Тирляне, то у зятя в горах. Скиталец по натуре, он не сидит на месте.

Старик долго водил ребят по городу и многое рассказывал про Белорецк — про город у самой границы Европы и Азии. Ребята глядели и дивились. Здесь все необычно: и новый центр с высокими красивыми зданиями, и зеленые скверы и бульвары, и журчание неумолчной Агидели, и покой Белого озера у завода, и горы из любого окна, и старый одноэтажный город, где немало улиц, где восемнадцатый век снизу вверх с завистью глядит на двадцатый буквально окна в окна. А Корней Ильич все рассказывает, и ни в каком учебнике не прочтешь такое.

Двести лет тому назад здесь были задуты первые домны. Затем в строй вступили кричные горны и молоты. Завод ежегодно выплавлял более ста тысяч пудов чугуна и производил до восьмидесяти тысяч пудов железа. Больше, чем все доменное производство тогдашней Англии и Швеции.