Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]

Наступило гробовое молчание — ни звука, ни топота! Все глаза были устремлены на того, от кого ждали ответа; а он стоял, наклонив голову и наморщив лоб, и рылся в своей памяти, стараясь среди множества не имеющих цены воспоминаний уловить один-единственный ускользающий пустяк, зная, что, если он поймает этот пустяк, — он будет на троне, если же нет, — навсегда останется нищим изгнанником.

Проходили мгновения, проходили минуты, мальчик напрягал свою память и молчал. Наконец, подавив вздох, он медленно, покачал головой и выговорил дрожащими губами, с отчаянием в голосе;

— Я припомнил весь тот день, но что я сделал с печатью, — припомнить не могу.

Он помолчал, потом поднял глаза и проговорил с кротким достоинством:

— Милорды и джентльмены, если вы лишите вашего законного государя его достояния только оттого, что у него нет доказательства, я не останусь здесь, потому что я бессилен. Но…

— О, государь, какое безумие! — в ужасе воскликнул Том Кэнти. — Погоди! Подумай! Не сдавайся так скоро! Дело еще не потеряно! Слушай, что я тебе скажу, следи за каждым моим словом! Я вызову в твоей памяти этот день во всех подробностях, каждую мелочь. Мы разговаривали. Я рассказывал тебе о своих сестрах Нэн и Бэт, — ну вот, ты это помнишь? И о бабке, и о том, как мы, мальчишки, играем на Дворе объедков, — ты и это помнишь? Отлично! Следи только за мной, — ты все припомнишь. Ты дал мне есть и пить и с царственной любезностью отослал придворных, чтобы мне не было стыдно перед ними за свою невоспитанность… Ага, ты и это помнишь!

Том перечислял все подробности одну за другой, и принц кивал головою в знак того, что он припоминает; а сановники слушали и дивились: все это было так похоже на правду, между тем откуда могла возникнуть эта невозможная дружба между принцем и нищим? Никогда еще никакая толпа не была охвачена таким любопытством и не чувствовала себя столь ошеломленной, растерянной.

— Ради шутки, государь, мы поменялись одеждами. Потом мы стали перед зеркалом, и оказалось, что мы оба так похожи один на другого, будто и не переодевались совсем, — ты помнишь и это, да? Потом ты заметил, что солдат сильно ушиб мне руку, — смотри, я и до сих пор не могу держать ею даже перо, так одеревянели мои пальцы. Увидев это, твое высочество вскочил, поклявшись, что ты отомстишь солдату, и побежал к двери. Тебе надо было пройти мимо стола. Эта штука, которую вы называете печатью, лежала на столе, — ты схватил ее, озираясь вокруг, как бы ища, куда ее положить, потом увидал…

— Стой! Довольно! Благодарение богу, я вспомнил! — воскликнул взволнованным голосом оборванный претендент на престол. — Иди, мой добрый Сент-Джон: в рукавице миланского панцыря, что висит на стене, ты найдешь государственную печать!

— Верно, государь, верно! — воскликнул Том Кэнти. — Теперь английская держава — твоя, и тому, кто вздумает оспаривать ее у тебя, лучше бы родиться немым! Спеши, милорд Сент-Джон! Пусть твои ноги превратятся в крылья!

Все сборище было теперь на ногах. Оно прямо-таки обезумело от беспокойства, тревоги и жгучего любопытства. Весь собор гудел, как пчелиный улей. Все сразу заговорили возбужденно и пылко, внизу и на помосте — повсюду. Никто ничего не слышал и не интересовался ничем, кроме того, что кричал ему в ухо сосед или что он сам кричал в ухо соседу. Время промчалось мгновению.

Наконец по собору пронесся шопот, и на подмостках появился Сент-Джон. В поднятой над головою руке он держал государственную печать. Сразу же грянул крик:

— Да здравствует истинный король!

Минут пять в соборе стон стоял от кликов и грома музыки; вихрь носовых платков реял в воздухе; а тот, к кому относились все эти приветствия, маленький оборванец — отныне первый человек в Англии — стоял на виду у всех, посредине подмостков, счастливый и гордый; щеки его пылали румянцем, и вассалы его склоняли перед ним колени.

Затем все встали, и Том Кэнти воскликнул:

— Теперь, о государь, возьми назад твое царское одеяние и отдай бедному Тому, слуге твоему, его рубище!

Лорд-протектор отдал приказание:

— Разденьте этого маленького негодяя и бросьте его в Тауэр!

Но король, истинный, новый король, заявил:

— Не позволю! Только благодаря ему я получил обратно свою корону, — не смейте трогать и обижать его! А ты, милейший дядя, ты милорд-протектор, — неужели ты не питаешь никакой благодарности к этому бедному мальчику? Ведь, как я слышал, он пожаловал тебя в герцоги, — протектор покраснел, — но он, оказывается, не был настоящим королем — значит, чего стоит теперь твой громкий титул? Завтра ты через его посредство будешь ходатайствовать предо мной об утверждении тебя в этом звании, иначе тебе придется распрощаться с твоим герцогством и ты опять станешь простым графом.