Тоня Шипулина - Ведьма Страны Туманов

Ырка всё ещё дрожал.

– Я помню, Урсула хотела себе ученицу взять. Давно хотела, но никак не могла такую подыскать, чтобы понравилась. Родную по духу или по крови, говорит, хочу найти… А недавно я видела, как её верные птицы какой-то домик у входа в Страну караулили. Чую, неспроста это. Может, присмотрела кого, Урсула-то?

– И что с того? – спросил Ырка не без интереса.

– А то, что если нашла она себе девчонку для обучения, то не здешнюю! Понимаешь? Тамошнюю – живую, горячую! – Бабка неумело подмигнула Ырке и снова почесала прутиком голову. – Ты давай иди пока, поохоться малость. Согрейся ненадолго, а я мозгами пораскину, как тебе к дому Урсулы пробраться и поглядеть есть ли у неё там пламенная девичья душа…

Когда Ырка исчез, бабка потёрла озябшие руки:

– Ох, вот это месть будет! Чистая! Высшей пробы!

Юсинь плакала обо всём: о своём заточении, о своих вечно спорящих родителях, о былом заикании и незаслуженном от него избавлении, о своих покинутых друзьях, о своей первой несбывшейся любви, обо всём невысказанном и обо всём сказанном тоже. Она плакала до тех пор, пока сквозь собственные рыдания не услышала, как Урсула отнимает ухват от заслонки, скрывающей жар печи. Всё ещё не веря тому, что ей пришлось увидеть, как ведьма запекает ребёнка, Юсинь мужественно вытерла слёзы.

– Вытаскивать? – спросил Рыська у Урсулы.

Та кивнула, и через секунду дымящийся, подрумянившийся кулёк из теста с ребёнком уже лежал на столе.

– Смотри внимательно, золотко! – сказала ведьма, улыбнувшись.

Юсинь поднялась с пола, на который безвольно сползла, когда малыша кинули запекаться, и вонзилась глазами в свёрток. Он не шевелился.

– Будешь съеден собаками, чтобы согреть и утолить их голод, – проговорила Урсула и принялась отламывать тесто от края к центру. Отломанные куски летели прямиком в матерчатую сумочку, которую очень кстати подставил Рыська. – Слово моё непоколебимо! – повторила ведьма концовку своей недавней скороговорки и завершила разламывать «пирог».

Когда теста на ребёнке больше не осталось, стало понятно, что младенец не только жив, но и, кажется, совсем здоров. Глазки его были открыты, он оживлённо двигал ручками и ножками, издавал какие-то невразумительные, но, судя по всему, радостные звуки. А цвет кожи теперь больше походил на человеческий – зелёный оттенок уступил место розовому.

– Он ещё не до конца поправился, – Урсула переложила малыша в корзину и укрыла кухонным полотенцем. – Завтра Рыська отнесёт тесто собакам. Когда они съедят его – ребёнок выздоровеет окончательно.

– Ну что, тлусиха, стлашно было, да? – спросил мальчик-кот и удовлетворённо мяукнул.

– Это к тем собакам, которые у Деда живут, к тем, к которым тот дух за щенком отправился? – спросила неожиданно Юся, снова обретя дар речи.

Урсула с изумлением посмотрела на девочку:

– Откуда тебе известно про Деда? И о каком духе речь?

Раньше Полина присматривала за пшеничным полем в центре западной пустоши. Отгоняла громкими песнями ворон и мышей, снующих туда-сюда, в надежде стащить хотя бы один золотой колосок. Но с тех пор, как в нём поселилась ворчливая Шишига, хозяйка Страны Урсула направила девушку к капустным грядкам. Слишком уж нелегко оказалось найти общий язык с обиженной на весь свет сестрицей озёрных русалок.

Новая работа Поли напоминала прежнюю, только теперь девушка исполняла свои шумные композиции, звеня лёгкими браслетами и довольно увесистым бубном исключительно для бабочек-белянок и волнистых блошек. И пусть отпугивать назойливых насекомых иногда было куда сложнее, чем птиц, Полина не жаловалась. Потому как, во-первых, она любила капусту, особенно ту, которую заквашивал для неё Рыська (по старинному фирменному рецепту), а во-вторых, предпочитала любую работу её полному отсутствию.

Кроме того, при жизни высокая, желтоволосая девушка часто помогала матери ухаживать за дачным огородом. К слову, именно горячие воспоминания о маме, которая воспитывала дочку одна, не отпускали Полю туда, куда ей следовало бы уйти. Да и мать Полины, по трагической случайности лишившаяся главного смысла в жизни, не хотела (да пока и не могла) перестать без конца повторять чудесное имя своей обожаемой дочки. Поэтому Поля, повинуясь сердечному желанию матери, часто навещала её в своём прежнем мире, защищала от мелких неприятностей, уберегала от опрометчивых решений, а порой просто прилетала рыжим голубем поклевать пшено из той самой кормушки, которую они смастерили прошлой зимой.