Олег Раин: Остров без пальм

— Не надо, Дима, — мама погладила отца по груди. — Не надо при детях…

Она явно не знала, что еще сказать.

— За Глебушкой мы будем, конечно, присматривать. Ты, Ксюша, тоже присматривай… За отцом. И хорошо учись, прибирайся по дому, салаты готовь…

Конечно! Хорошо учиться, прибираться и готовить салаты — это было сейчас самым важным! У меня даже слезы на глаза навернулись. Но, совершив жуткое усилие, я их сглотнула. Прямо глазами и втянула обратно. Не хватало еще, чтобы Бизон увидел, как я реву!

— Ты еще к нам приедешь? — все же спросила я. Спросила ужасным скрипучим голосом. То есть хотела спросить по-человечески, но голос — он всегда такой — отказывает в самые ответственные минуты.

— Конечно, приеду! — фальшиво заулыбалась мама. И даже руками всплеснула. Мне сразу стало понятно, что приезжать сюда она не собирается. Это папа любил наш дом, каждый год обустраивал террасу, без конца поправлял виноградные побеги, сажал в саду то груши, то яблони, скрещивал там что-то и с чем-то, за айвой привез хурму с инжиром, выделил место для кукурузы. Строил, короче говоря, рай в шалаше. Маме же наш «шалаш» никогда особенно не нравился. Исключение представляли цветы на двух ее грядках да, пожалуй, еще гамак под раскидистой яблоней, на котором втроем с Глебушкой и очередным женским романом она любила покачиваться в полуденную жару. Я скрипнула зубами и сжала папины плечи покрепче.

Вот так в жизни и получается: проектируют полнометражный высотный дом, а строят сарай; мечтают о рае, а получают маленький и неказистый ад. Я бы даже сказала — «адик», поскольку на полноценный ад наши адики обычно не тянут. Но для ссор, развода и боксерских раундов этого, видимо, хватает.

— Кстати, вы тоже можете приезжать к Глебу! — встрепенулась мама. — Хоть каждую неделю. Он будет очень рад…

— Наташ! — снова позвал Бизон, и я испытала приступ ярости. Даже попрощаться по-человечески нам не давали! Тоже, наверное, могла бы схватить ружье, как папа. И выстрелила бы! — только уже по-настоящему, — патроны-то лежали не в чьем-нибудь, а в моем кармане. Но, конечно, ничего этого я делать не стала. Потому что все было бесполезно и от стрельбы никто бы ничего не выиграл.

Под нашими молчаливыми взглядами мама вышла за калитку, с грацией голливудской звезды забралась в джип. Машина, кстати, ей тоже шла. Как шло все то, что она надевала. Мама вообще была яркой женщиной — высокой, стройной, улыбчивой. Не все улыбки, правда, красили ее, как и помада, между нами говоря, но об этом она все еще не догадывалась.

Глеба усадили маме на колени, помощники лихо заняли свои места, и тяжеленное авто тронулось в путь. Качнувшись на повороте, ухнуло в случайную промоину, но скорости не замедлило. И странно, между прочим. Во всяком случае, смотрела я вслед машине так, что взглядом могла бы проколоть все ее толстенные колеса разом, включая запасное, красующееся сзади, словно свернутый кренделем крокодилий хвост…

С цветами и деревьями обычно не разговаривают, а вот я разговаривала. Конечно, когда никто поблизости не стоял и не смотрел на меня сумасшедшими глазами. Только сумасшествие здесь ни при чем. Болтают же с собачками комнатными, с лошадьми, с кошками, даже с хомяками и свинками! — почему же не поговорить с цветком? Или с молодым деревцем кедра? Скажу больше: с растениями даже приятнее разговаривать — они слушают. Они все понимают и всегда готовы к сочувствию.

— Что стряслось? — шепнула мне растущая у крыльца слива.

— Ничего! — зло ответила я и бездумно оборвала пару листков. — Будто сама не видела!

Слива вздохнула и промолчала, она была мудрее иных взрослых, и, обозлившись еще больше — уже на себя, сердитую дуру, я растерла несчастные листки в ладонях, сдула их сморщенные оболочки в траву. В другой раз наверняка бы извинилась перед сливой, а тут пошагала себе дальше, даже не оглянулась.

В детстве мы все заблуждаемся. В частности, в своих мыслях про взрослых. Думаем, что они умные и справедливые, что все и про все знают. А потом вдруг выясняется, что это не так, что любимое занятие взрослых — это войны, деньги и экономические кризисы, что сплошь и рядом усатые и седые дядечки выясняют и никак не могут выяснить друг с другом отношения, что даже министры с академиками путаются в вещах, которые понятны малышне без всяких доказательств.

Вот и сейчас от всего случившегося хотелось ругаться и бить посуду. Хотелось даже вырвать клок волос, расцарапать кожу или что-нибудь поджечь. Я вытащила из кармана зеркальце и раздавила его ударом пятки. Сияющее и улыбчивое, оно хрустнуло и поблекло. И будто даже пискнуло: «за что?», но я уже торопливо присыпала зеркальце землей. Легче мне не стало.