Григорий Федосеев - Пашка из Медвежьего лога (Художник И. Коновалов)

Сбрасываю ружья и котомку. Забираюсь под ель. Руки окончательно закоченели, не повинуются. Кое-как набираю сухих веток. Складываю их горкой на очищенной от снега земле, подсовываю под топливо виток березовой коры, хранившейся за пазухой, и уже предвкушаю тепло. Какое великое счастье — огонь! Что делал бы я без него?

С трудом запускаю кисть правой руки в карман брюк. Не чувствую, а скорее слышу, как пальцы касаются спичечной коробки, с трудом вытаскиваю ее и опять дую на пальцы, растираю их, думаю о том, что нельзя человеку одному в такую непогоду ходить по тайге.

С помощью зубов освобождаю коробку из резиновой упаковки. Пальцы, как грабли, беспомощны. Ничего не могу с ними поделать. Натираю кисти рук снегом, засовываю их глубоко под телогрейку, бегаю вокруг ели. Теперь и ноги не очень-то слушаются. Неужели не согреться? И тут вдруг начинаю ясно сознавать, как далеко я от поселка, что поблизости никого нет и что в такую бурю нехитро и погибнуть.

Со страхом вспоминаю Пашку. А что, если он обессилеет в этой безумной схватке с бураном, не сможет развести костер и замерзнет? Что будет с Гурьянычем?.. Меня всего трясет от этих мыслей. А сам бегаю вокруг ели. Движения все же расшевелили кровь. Припадаю к сушнику. Пальцы стали послушнее. Чиркаю спичкой по коробке. Огонь!.. Жадно глотаю горячий воздух.

И вдруг сквозь вой бурана слышу гудок локомотива. Где-то недалеко поселок! И точно гора холода сваливается с моих плеч. Тут уж не до костра. Хватаю рюкзак, ружья, застегиваю телогрейку, спешу на звук. А гудок почему-то не смолкает, гудит долго, наполняя тревогой беснующееся пространство.

Как будто потеплело. Откуда и сила взялась! Отмахиваю метровыми шагами по лесу. И теперь уже не замечаю под собою ни валежника, ни пней, ни рытвин. Даже буран, кажется, послабел.

А гудок ни на минуту не смолкает, Что бы это значило? Не случилась ли беда, не пожар ли в поселке?! Все может быть в такую погоду.

Вот и край бора. Немного посветлело. Выбегаю на поляну. Яростный ветер обжигает лицо. Нахожу дорогу, занесенную снегом. Перехожу мостик. Сквозь ночной сумрак меня встречают огоньки в избах взбудораженного гудком поселка.

Где же Пашка? Надо же было случиться такому! Снова упрекаю себя за недосмотр.

Пробегаю глухие переулки поселка. Вот и домик, где я квартирую. Но что это? На лавочке у калитки сидит Пашка! Он с радостью бросается ко мне, ощупывает руками, точно желая убедиться, что это именно я, а не привидение, и исчезает в темноте.

— Пашка! Вернись! Но его и след простыл.

Хозяйка Акимовна, обеспокоенная сообщением Пашки, встречает меня с упреком.

— Как можно в этакую погоду ходить по тайге, да еще ночью?

— Знаю, нельзя, но так уж получилось. Пашка давно пришел?

— Давненько.

— Пожар, что ли, в поселке — гудок не смолкает?

— Какой там пожар, это Пашка решил, что вы заблудились, уговорил механика электростанции сигнал подать. Кажись, перестал, а то ведь, считай, почти два часа гудел. Ну и Пашка! Да что это я вас все разговорами угощаю? Раздевайтесь, чаю горячего выпейте — враз согреетесь…

Переодеваюсь. Тепло смягчает остроту пережитого. Позади истерзанная бурей тайга, страх за Пашку, тщетная попытка развести костер…

Каким волшебным напитком кажется крепкий чай!

А вот и Пашка. Он широко распахивает входную дверь, и его вносит в комнату холодная струя воздуха. Радостный, довольный, будто выиграл решающий в жизни бой.

— Я ночую у вас? — И, не дожидаясь ответа, снимает сапоги, раздевается.

Акимовна усаживает его за стол, наливает чаю, долго не сводит с него ласкового, доброго взгляда.

— Проклятая буря! — Пашка виновато заглядывает мне в глаза.

— Видать, и тебя прижала?

— Как бы не так! Пусть того пуще разыгралась бы!

— Так недолго и до беды.

— Я ведь немного в лесу побегал, вернулся на стоянку, а вас не оказалось. Погрелся и домой. Прибежал сюда, и тут вас нет. Подумал, что заблудились. Я — на электростанцию. Они и давай гудеть…

— Гудок здорово помог мне. Вот за это спасибо!. Пашка доволен, шмыгает носом, потеет от чая и, уставший от волнения трудного дня, от необычайных впечатлений, быстро засыпает.

А я долго не могу уснуть. Нет, никогда не забыть мне этого путешествия по тайге с Гурьянычем и Пашкой! Я словно вижу оголенную землю, усеянную бесчисленными пнями, табуны отлетающих птиц, вспугнутых выстрелом, слышу одинокий крик чибиса… Грустно от всех этих картин, грустно потому, что еще не все люди научились беречь природу, понимать и любить ее, как Гурьяныч и Пашка.