Рэй Брэдбери: Эпилог. «Восточный экспресс» в вечность для Р.Б., Г.К.Ч. и Дж.Б.Ш.

Мы знаем это, но толпимся у окон:
Где Белый Кит, куда влечет нас он?
Огни Святого Эльма пляшут там, вдали.
Как Бог, бушует море — мы, как корабли,
В нем тонем, в ночь несясь, и старый Моби
Нас тащит за собой, как поезд скорби.
«Все вздор, — отрезал Шоу и сел, всех отрезвив, -
То Бунт Машин!» — сказал, глядя на рельс извив.
Что ж, хорошо — не Зверь! Садимся все за чай,
К столу — печенье, сдоба, сладкий каравай.
За чаем Киплинг вспоминает, как крепка
Была когда-то хватка царственного Каа,
Как мальчик Ким в разведку послан был,
Как грозно Маугли по-волчьи выл.
Поют сердца, летит наш поезд скорый:
Да! Киплинг, он — наш Человек, Который
Хотел Стать Королем! Но, чу! Заря.
Уж некогда заснуть, зеваем зря.
Конец пути! Уж видим мы вокзал,
Тот, где находится всех книг финал.
Писатели встают, и каждый в путь готов,
Шуршат шаги прославленных богов.
От их сияния болят глаза,
Теснится грудь и катится слеза.
Сердечный стук колес все тише, мы пришли:
Вокзал «Когда-то Где-то На Краю Земли».
Как тихо. Раньше жизнь вдыхали в нас слова -
Здесь птичьим гомоном наполнена трава.
Шоу спрыгнул на перрон, и Честертон внизу,
И Киплинг смахивает с моих глаз слезу.
Вот шагом скорбным выступает По,
С ним Мелвилл в белом, и его лицо бело.
Без слов «Прощай» иль «Nevermore» он в ночь,
Пожав мне руку, ускользает прочь.
Лишь Оскар Уайльд еще сидит со мной
И мудрости багаж перебирает свой.
«Это особый миг, — он говорит, — давай
И впрямь простим друг друга. Ну, прощай!»
А Твен меня, как теплый ветерок,
За щеку треплет: «Бог храни тебя, сынок!»
Они уходят по перрону в этот мир,
И Мелвилл ковыляет, одинок и сир.
Но что это? У моря книжный магазин?
Огромный! Я так рад, я не один!
Они не умерли, не потерялись, нет!
Другой мальчишка купит им билет
Однажды, может завтра, на экспресс ночной,
Что увлечет других писателей с собой,
Которым ведома вся радость бытия.
Откуда мне известно? Просто знаю я!
Мои друзья ушли, а я смотрю им вслед,
Гляжу, как тает на морском песке их след,
Вхожу в вагон, меня гнетет тоска:
Подобных им уже не будет никогда!
Но шум прибоя повторяет мне:
Отступит смерть, слова оставив на песке.
И я, отправившись в путь одинокий свой,
Их книги распахну, и вот они со мной!