Станислав Белковский: Зюльт

Пауза.

В Момбасе сейчас неплохо. Самый пляжный сезон. Потом пойдут муссоны, горькие дожди, а сейчас – сезон. И песок белый, а не каменный, как на Кипре. Смертельно белый, как дорогой кокаин. Схватил бы Машку и рванул бы туда на пару уик-эндов. Заставил бы ее надеть пляжные очки. «Дольче и Габбана». Для сверхсексуальности. Не знаю почему, но люблю только женщин в очках. Черные очки на совершенно белом лице. С привкусом пегого волоса. Но сейчас уже не схвачу. Не рвану. Не заставлю. Тюрьма. Полицейское государство. Судьба людей повсюду та же. Лишь волосы немного глаже. И глуше отзвук старых ран.

Почти уходит.

Все действующие лица.

ДЕДУШКИН. Машенька, Мария Игнатьевна!.. Ой, понимаю, как вам сейчас тяжело. А нам-то с женой как непросто. Если б вы только представили. На новую квартиру переезжаем. Дом сдали. Только что сдали. Нашей Академии дом на Крупном Спонсорском переулке. Восемь квартир всего. Наверху – пентхаус, 540 метров. Там, конечно, человек особой пробы. Правая рука президента по всей говядине. Мы туда и не лезем. А еще семь квартир – по двести метров, для профессорско-преподавательского состава. Мы с женой там будем. Танечку хочу перетащить. Алисочку. Лучше, когда все вместе. Я бы за Танечкой последил. Вы же знаете, она попивает после ухода Изечки. Куперштока попивает. Было б лучше, если мы с супругой в соседней квартире. Диссертацию бы быстрее доделали, докторскую. Не колбасу. Диссертацию. Вам, кстати, не нужна свежая квартира? Они по два пятьсот продаются, но я бы вам за два отдал. Поговорил бы, чтоб за два отдали. Да, миллиона. Долларов, конечно. Там как раз одна квартира осталась незанятой. У вас же остались наличные Игоря Тамерланча. Я знаю, он всегда собирал наличные. А Большие Сумерки вы все равно не удержите, поверьте мне. Я знаю Варвару – бывшую жену вашего покойного мужа. И Надьку, дочку его, знаю хорошо. Они же – стервы, настоящие выдры. Они вырвут у вас все, что смогут. Что вы, Мария Игнатьевна. Какие отношения! Они из Игоря Тамерланча все соки сосали, и вашей крови попьют. На ребят тоже рассчитывать нельзя. Я имею в виду на Борю, на Гоцика. Я с ними двадцать пять лет работаю. Они все через меня прошли. Только с виду интеллигентные. А так – своего не упустят. Не будут они вам помогать, помяните мое слово. Я еще много лет назад их попросил операцию жене оплатить. Недорогую, во Франции. Я тридцать раз к ним ходил, унижался. Нет. Буквально тридцать раз. Так и не оплатили. То у них сметы не было, то бюджета. А когда моими бутербродами пробавлялись в Институте экономики, про смету с бюджетом не думали. Они вот такие, ребята. Хищные больно. И денег вам никаких не дадут, даже не думайте. Я их знаю. Столько лет вместе. Интеллигентных людей мало осталось. Потому надо нам держаться вместе, чтобы не съели нас. Я ведь что хотел у вас попросить. Там наверняка осталось факсимиле Игорь Тамерланча. Оно ведь вам уже не нужно, правда? А мне как раз очень, очень нужно. Осталось три письма подписать. Игорь Тамерланч как раз перед самым отеком обещал, но не успел. Досада какая. Там благодарственное письмо президенту, за то, что Танечку на Академию назначают. Ставят то есть Танечку на Академию. Еще два письма. А у меня знаете что? Новая инвалидная коляска есть. Осетинские родители подарили, неизвестно отчего. То есть известно отчего – от сострадания к старости моей подарили. Отличная коляска, радиоуправляемая. Захотите по Москве прогуляться – лучший способ. А то ведь пешком – ноги устают, да и хулиганы напасть могут. Сейчас время-то какое. Всех хулиганов со строек поувольняли, вот они напасть-то и могут. А так – сели на коляску и поехали. Нажали на кнопочку – и вперед. Другую кнопочку – назад. Никаких усилий. Я бы сам ее взял, но меня ж президент назначил послом в Сингапуре. Нашим послом. Да, в Сингапуре. Вчера вечером указ пошел в рассылку. А коляску я до Сингапура не довезу. В салон самолета с ней не пускают. Габариты большие, говорят. А в багаж ее тоже не сдашь. За перевес слишком много платить. Да и багаж пропадает, бывает. Особенно ценные вещи. Прилетаешь в Сингапур, выходишь к багажной ленте, – а колясочка-то и тю-тю. Того-с. А осетинские родители-то, они от всей души. Супер инвалидная коляска. То ли «Феррари», то ли «Ламборгини». Лучших сейчас не делают. Я думаю, она вам очень нужна. Я завтра же скажу, чтоб вам ее доставили. А мне – факсимиле, маленькое факсимиле, всего лишь. Как нет? Не может быть, чтобы не было. Игорь Тамерланч когда попивал, за него кто подписывался? Нет, не может быть, чтобы сам. Я его руку знаю хорошо. С института, с лаборатории знаю. Это точно было факсимиле. Да и рука бы дрожала, с двух бутылок водки-то. Виски? Тем более, тем более, поверьте мне. Я Игоря Тамерланча больше вашего знаю. То есть больше вашего знал. Щас-то уже не знаю. Нет же больше Игоря Тамерланча. Как теперь-то его знать? Так и он после трехсот грамм ничего уже подписать не мог. Его, как он в «Правде» работал, всегда водитель выносил. Пашка, здоровый такой был водитель. Потом бандитом в Люберцы устроился, его и убили. Ну зачем вы так, Машенька? Я старый человек. Я учитель вашего мужа. Вашего бывшего мужа. Бывшего, который только что был. Не стало которого. Игоря учитель. Мне всего лишь факсимиле… Как вы сказали? Я такие слова только от Гоценьки слышал. Разве можно так с российским послом разговаривать? С чрезвычайным и полномочным? Ох, Машенька, Машенька… Мария Игнатьевна, ох… Я и простил бы вас, но мне нужно факсимиле. Факсимиле, черт рогатый вас всех побери!