Светлана Тремасова - Клуб одноногих

С тех пор в доме поселился мрачный беспричинный страх. И он уверенно, мелкими щупальцами въедался в людей: в маму, в Лили, в меня. Мама буквально ходила на цыпочках – и днем и ночью она жила в напряженном ожидании очередного нервного взрыва и только и делала, что каждую минуту старалась эти истерики и крики предотвратить. Лили не раз по дороге из школы хотела уйти куда глаза глядят, но глаза видели вокруг лишь реальность, которая при внимательном рассмотрении вызывала страх, и хотели закрыться.

Чтобы каким-то образом уживаться с внешним миром и продолжать работать, отец сделал для себя очень четко расписанный график со всеми необходимыми церемониями, буквально до того, с какой тропинки и какой ногой входить в институтский двор, сколько сделать шагов по направлению к углу здания; какие-то углы он на несколько шагов проходил мимо, потом возвращался, останавливался, обязательно поднимал голову и смотрел на верхний край водостока, топтался на месте, а потом уже двигался дальше. Его передвижения по институтскому двору были похожи на ритуальный танец. Если по пути приходилось останавливаться с кем-то и разговаривать, то после разговора он шел в последнюю правильно пройденную точку и продолжал свой путь по нужной, ему одному известной схеме.

Он никогда не ходил в столовую, а брал обеды с собой; пути домой, из дома, в ближайшие магазины им тоже были закодированы, и тщетно кто-нибудь желал составить ему компанию – он или отказывался идти, или говорил: «Ну, пойдем, немного прогуляюсь…» Провожал до ближайшего угла и возвращался в исходную точку, из которой мог продолжать свой единственно верный путь.

В домашней жизни такого четкого графика у него выстроить не получалось – там всегда ему наперекор возникали непредвиденные проблемы, требующие, как правило, еще и быстрого решения. В основном, это были проблемы покупки чего-то или поломки. Мама справлялась с этим, но отчасти: она покупала продукты и одежду, и если одежда не подходила, ходила обменивать, иногда по несколько раз. Но когда нужно было поменять, например, текущий водопроводный кран, или в книжном шкафу падала полка, она не знала, что делать. Обращаться к кому-то она не могла, да и не к кому было обращаться. И она приходила к отцу, а он кричал, что ничего без него сделать не могут, даже такую ерунду, что ему некогда, и мама уходила и плакала, и от обиды, что, мол, и муж есть, а ни слова сказать, ни помочь ей некому, и от бессилия. В итоге полку прятали, книги раскладывали по разным местам, кран тёк, она бегала по магазинам в поисках точно такого же, чтобы наверняка, и новый кран лежал и ждал отцовского вдохновения. Вдохновение на него накатывало стихийно, он начинал выворачивать, выкручивать, выдвигать, и мы понимали, что все другие дела нужно срочно бросать, потому что если вовремя что-то ему не подашь, не протрешь, не найдешь, это может грозить потопом, скандалом, или он может по ходу сломать ненароком что-то еще, отчего легче никому, конечно, не станет. О том, чтобы вызвать слесаря-водопроводчика, речи быть не могло. Отец все может делать сам, и не надо подвергать это сомнению… Он действительно мог делать многое, но будто бы боялся в это верить и тем более убеждаться в этом, что со стороны выглядело очень странно: человек, который делает, но изо всех сил сопротивляется, кривится и мешает самому себе, ругается, что не хочет тратить время на ерунду, а эта «ерунда» появлялась в доме с завидным постоянством. И когда на него снисходило желание, мы, затаив дыхание, каждый раз боялись спугнуть его вдохновение – раздраженное, злобное, но продуктивное. Наверное, оттого мы с Лили потихоньку стали учиться всему сами – менять краны и полки, клеить, красить, шпатлевать, класть линолеум и плитку…

Немало проблем у Лили было в школе. Маму периодически вызывали учителя: девочка ничего не знает, а если знает, то все равно молчит, она где-то «летает» на уроках, снова двойка, будет не аттестована… Лили стояла у доски, на нее смотрели десятки глаз, учитель то требовал, то уговаривал, и Лили уже чувствовала, как противоречиво бьются в ее голове уже два бесплотных существа – одно перепуганное, возникшее от требования, напоминающего парализующий отцовский приказ, другое, не менее испуганно, старалось всеми силами не подвести учителя и как-то собрать в голове вспоминающиеся строчки, одновременно пытаясь утихомирить безумство первого существа – нет, это не отец, учитель добрый… тут кто-то из детей начинал тихим шепотом, прикрываясь книжкой, подсказывать, и в голове Лили рождалось третье существо, которое шептало: «…нет, никто не верит в то, что ты хоть что-то знаешь, да ты и сама в это не веришь!..» «Ну как же, – являлось четвертое, – вот прямо перед моими глазами висят страницы нужного параграфа, я просто могу прочитать все как есть…» «Если ты прочитаешь все как есть, – скептически возникало пятое, – скажут, что ты тупая зубрила, а надо все рассказать своими словами!» «Как ясно, правильно и умно написано в учебнике, – шелестело следующее, – мне никогда своими словами этого не повторить…» «Ну давай же уже, все ждут, что ты молчишь?..» И Лили ничего не оставалось, как утопить их всех потоком слез… Вот когда она их утопит и успокоится, тогда она все расскажет, но не каждый учитель это понимал.