Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Судья и его палач. Подозрение. Авария. Обещание. Переворот

— В прошлом году, — сочувственно произнес прокурор. — Жаль, очень жаль. Сколько ж ему было лет?

— Пятьдесят два.

— Совсем молодой. И отчего он скончался?

— От какой-то болезни.

— После того как вы получили его место?

— Незадолго до этого.

— Отлично, у меня пока вопросов больше нет, — сказал прокурор. — Повезло. Нам повезло. Нашелся покойник, а это в конце концов главное.

Все засмеялись. Даже лысый Пиле, который, сосредоточенно склонившись над тарелкой, педантично и невозмутимо поглощал огромные порции, поднял голову.

— Вот это да, — сказал он, погладил черные усы и снова принялся за еду.

Прокурор торжественно поднял бокал.

— Господа, — сказал он, — за эту находку предлагаю распить «пишонлонгвилль» 1933 года. Хорошая игра стоит доброго бордо!

Все чокнулись и выпили.

— Черт возьми, господа! — поразился генеральный представитель, осушив одним глотком «пишон» и протягивая пустой бокал судье. — Какой букет! Грандиозно!

Стемнело, лица собравшихся были едва различимы. На небе появились первые звезды. Экономка зажгла свечи в трех массивных канделябрах; на стене появилась тень от сидящей группы, похожая на чашечку какого-то фантастического цветка. Дружеская, интимная обстановка, взаимная симпатия, непринужденность.

— Как в сказке, — дивился Трапс.

Защитник вытер салфеткой лоб.

— Сказка — это вы, дорогой Трапс, — сказал он. — Ни разу в жизни мне еще не встречался обвиняемый, который с таким благодушием допускал бы столь неосторожные высказывания.

Трапс засмеялся.

— Не беспокойтесь, дорогой сосед! Вот когда начнется допрос, тогда уж я буду начеку.

Снова, как уже однажды, воцарилась мертвая тишина. Ни чмоканья, ни чавканья.

— Несчастный! — простонал защитник. — Что значит «когда начнется допрос»?

— А разве он уже начался? — беспечно спросил генеральный представитель, накладывая себе на тарелку салат.

Старцы ухмыльнулись, глаза их лукаво заблестели, и они заблеяли от удовольствия.

Молчавший до сих пор Лысый хихикнул:

— А он и не заметил, а он и не заметил!

Трапс опешил, сбитый с толку озорной веселостью стариков, ему стало не по себе, но это ощущение быстро исчезло, и он рассмеялся.

— Прошу прощения, господа, — сказал он. — Я представлял себе эту игру более торжественной, солидной, официальной, как в зале суда.

— Милейший господин Трапс, — обратился к нему судья, — ваше смущение нам дороже любой награды. Я вижу, наш метод судопроизводства кажется вам странным и слишком веселым. Но, дорогой мой, все мы четверо давно вышли в отставку и избавили себя от ненужной писанины, бесконечных протоколов, статей, юридических формул и тому подобного хлама, которым завалены судебные залы. Мы судим без оглядки на ветхие своды законов и жалкие параграфы.

— Смело, — промолвил Трапс, ворочая языком уже с некоторым усилием, — смело. Господа, мне это импонирует. Без параграфов — это дерзкая идея.

Защитник церемонно поднялся. Ему хочется подышать воздухом, объявил он, прежде чем подадут цыплят и прочее, небольшая прогулочка для здоровья и сигарета сейчас весьма кстати, он приглашает господина Трапса разделить с ним компанию.

Спустившись с веранды, они окунулись в наступившую наконец ночь, теплую и величественную. Золотые полосы света из окон столовой протянулись через газоны до розовых кустов. Небо было звездное, безлунное, темной массой стояли деревья, дорожки между ними едва угадывались. Трапс и защитник пошли рука об руку по одной из них. Отяжелев от вина, оба то и дело спотыкались и пошатывались, но старались держаться прямо и курили сигареты «Паризьен», светившиеся в темноте красными точками.

— Боже мой, — вздохнул Трапс, — ну и потеха была там. — Он показал на освещенные окна, в которых только что мелькнул широкий силуэт экономки. — До чего же занятно.

— Дорогой друг, — сказал защитник и, покачнувшись, оперся на Трапса, — прежде чем мы приступим к цыплятам, я хотел бы, с вашего позволения, поговорить с вами и надеюсь, вы отнесетесь к моим словам с должным вниманием. Вы мне симпатичны, молодой человек, я питаю к вам нежность и хочу по-отечески предупредить вас: если так пойдет и дальше, мы начисто проиграем процесс.

— Это плохо, — согласился генеральный представитель и осторожно повел защитника по дорожке вокруг массивного черного полушария кустарника.

Они вышли к пруду и, нащупав скамейку, уселись. В воде отражались звезды, тянуло прохладой. Из деревни доносились звуки гармоники и пение, затем послышался альпийский рожок — союз скотоводов отмечал свой праздник.