Наталия Григорян - Кот в коробке

– А я хотел бы черную, гладкую, с огромными ушами, как у Понтия Пилата.

– А давай заведем собаку?

– Что-то ты меня с темы сбила, – Антон притянул ее к себе. Они бродили по Крутицкому подворью. Антону жутко нравилось это место, кусочек настоящей старой Москвы, чудом сохранившийся в безумном мегаполисе, и, опять же чудом, находившийся в пяти минутах от их дома на Пролетарке. Булыжные мостовые, деревянные домики в заросших садах,. Уже желтели, свешиваясь из-за заборов «золотые шары», падали яблоки, на лавочке грелся полосатый кот. О Москве напоминал только мерный гул машин где-то за рекой, и Яна знала, что именно здесь Антон чувствует себя как дома, в провинциальной тихой Ревде, где он вырос и где до сих пор, примерно в таком же доме, с резными наличниками на окнах и «золотыми шарами» и флоксами в палисаднике жила его мама. Яна знала, что он скучает, но времени повидаться с ней все никак не находилось. Более того, времени не находилось даже на выходные. Иногда, войдя в раж, Антон не замечал, что уже глубокая ночь, а он все еще в лаборатории. Яна не беспокоила его звонками, знала, что он приедет не раньше, чем следующим вечером, с темными кругами под глазами, осунувшийся и небритый. Но выходные все же выдавались, и Яна с Тосей всегда проводили их вместе, только вдвоем, гуляя так, как сейчас – рука об руку по Крутицам.

– Собаку? – Антон вздохнул, – Боюсь, жизнь у нее будет собачья. Меня целыми днями нет дома, ты тоже на работе. Она будет скучать и выть, и соседи нас выселят.

– Ладно, не будем мучить соседей. Но потом как-нибудь обязательно заведем. Я очень хочу собаку.

– А что еще?

– Чтобы у тебя́ все получилось.

– Ну, все -не все, это ж бесконечный процесс, его еще наши правнуки будут дорабатывать.

«Да, наши правнуки», – подумала Яна, и постаралась не фиксироваться на этой теме. Ребенка они хотели очень. Глядя на Антона, такого огромного, сильного, такого талантливого, доброго, лучшего во всем мире, она неизменно представляла его маленькую копию, малыша, обязательно мальчика, с такими же бровками домиком, когда он любопытничает, с такими же вечно взъерошенными волосами, такого сладкого, и чтобы он был всегда при ней, чтобы они гуляли вот так уже втроем по этой волшебной улице. Она бы назвала его Николаем, в честь отца. Он был бы счастлив. Но об этом Яна старалась не думать, чтобы не сглазить. Потому что пока не получалось. Уже год, как не получалось. Яна прошлась по врачам, ее уверили, что с ней все в порядке, что такое бывает сплошь и рядом, и не стоит беспокоиться. Вот Яна и старалась не фиксироваться, а удерживать в сознании реальность, созданную ей, не смотря ни на что.

– Ладно, – вернулась она к разговору, – Насчет Ньюфаундлента – это реально?

– Это если удастся Михалыча продавить. Так-то он сейчас в политику попер, ему не до нас небось. На следующей неделе обещал заехать, попробую поговорить.

После оставившего неприятный осадок знакомства, Яна никогда не слышала ничего негативного об Олеге Вайцеховском. Тося с Мишаней, напротив, отзывались о нем, как об интеллектуале с энциклопедическими знаниями, умнице, человеке необычайной силы. Спонсируя эксперименты, он, безусловно, имел какую-то одному ему известную цель, и, возможно, цель это была не его личной. Не исключено, говорил Тося, что работы в этой сфере интересуют какие-то структуры, и не факт, что только внутри страны.

Так или иначе, свою часть договора он выполнял четко, никаких проволочек не возникало. Иной раз Олег безо всяких просьб привозил в лабораторию суперсовременное оборудование, мощные компьютеры, нанимал дорогущих консультантов. Но когда лаборатория окончательно состоялась и заработала в полную силу, господин Вайцеховский взял за правило приезжать без предупреждения, причем всегда совершенно случайно в те редкие случае, когда туда заезжала и Яна. Это было немного странно, иной раз ей казалось, за ней следят. Вел себя Олег Михайлович весьма корректно, придраться было не к чему, ничего, кроме слишком долгих взглядов, интимного тона, случайных прикосновений к руке. Но со временем его внимание стало всерьез настораживать Яну. И, хотя она старалась не оставаться с ним наедине, в те редкие моменты, когда это случалось, Яна цепенела под пристальным взглядом его прозрачных, неестественно светлых глаз, замолкала, и терпела, пока не подворачивалась возможность уйти.

Присутствие Антона нисколько не мешало Олегу оказывать Яне знаки внимания. Тося его маневров совсем не замечал, он был занят своей работой и все пытался донести до Михалыча как можно более доходчиво, как продвигаются дела и каковы их планы. Яна изо всех сил старалась, чтобы Тося не увидел этих взглядов и ее неловкого молчания. Тося ценил то, что сотрудничество с Олегом позволяет продвигать дело всей его жизни, его мечту. Яна от души надеялась, что господин Войцеховский оставит, наконец, идею заведомо бесперспективных ухаживаний, тем более, что своих дел у него хватало и без нее. Его лицо все чаще мелькало на экране телевизора и в прессе, из категории успешного бизнесмена Вайцеховский перешел в категорию олигархов. Периодически его фамилия упоминалась в связи с благотворительностью, иногда – в связи с финансовым или коррупционным скандалом. На фотографиях он всегда был окружен репортерами, охраной и шикарными женщинами, жаждящими внимания одного из самых богатых молодых олигархов в стране. Они бы отдали все, чтобы оказаться на Янином месте, так что она успокаивала себя тем, что для Вайцеховского ухаживания за ней – просто игра, и делает он это исключительно из спортивного интереса, просто по тому, что заранее знает, Яны ему не видать, как своих ушей, Яна любит Антона, будет любить его вечно и ни за что никогда не бросит.