Зот Тоболкин - Пьесы

Кисы — ненецкая меховая обувь.

Котцы — приспособление для ловли рыб.

Куржак — изморозь, иней.

Лемминг — обитающий на Севере маленький зверек из отряда грызунов. Здесь — насекомое.

Литовка — коса.

Малица — ненецкая меховая одежда.

Нарта — легкие сани, в которые запрягают оленей.

Неблюй — трехмесячный олененок.

Нум — бог.

Нюк — входное отверстие в чум.

Обласок — легкая лодочка.

Пешка — месячный олененок.

Сава — хорошо.

Стланик — кустарник в горных и приполярных районах.

Сусло — сладковатый навар на солоде и муке.

Ремки — полоски из тряпок, ремней; рванина.

Таймень — сибирская рыба из семейства лососевых.

Тынзян — аркан для ловли оленей.

Фаркоп — крюк у трактора, за который цепляют плуг.

Хор — олень-вожак.

Хорей — длинная палка (с шариком на конце), которой управляют оленями.

Чижи — ненецкие чулки из меха оленя.

Чум — конусообразное жилище, сделанное из шкур или бересты.

Ягушки — нарядная женская шуба шерстью наружу. Расшита сукном.

Ярыга — низший полицейский служитель (историч.). Пьяница, беспутный человек (просторечье).

«Отец мой был очень серьезным и далеким от искусства человеком, — вспоминает писатель. — Проведав, что я тайком кропаю пьесы, он назвал мои опыты баловством и пустой тратой времени. «Вот если бы десятину-другую пшеницы вырастил, чтоб прокормить этим нашу семью, вот тогда я б зауважал тебя», — сказал он. Отнял тетрадку и вручил мне лукошко. Прокормить нашу семью, конечно, было непросто — я был в ней восемнадцатым ребенком…

На веку своем не много я посеял зерна, но шагать по полю с лукошком, сеять, полоть, жать и молотить — все это куда проще, чем дать жизнь хотя бы одной пьесе…» Так говорит о себе и своем творчестве Зот Тоболкин.

Действительно, путь драматурга к первой его пьесе был не простым.

Первое знакомство с драматургией состоялось в школе. В шкафу, на который никто не обращал внимания, ученик третьего класса Зот Тоболкин увидел несколько томов Собрания сочинений А. Н. Островского. «Прочел «Снегурочку» и очень удивился: сказка, вымысел, какой-то особый, возвышенный мир. И в то же время — все, как в жизни: и весна такая же, как в нашей деревеньке, и вся природа, — вспоминает писатель. — И герои сказки — те же люди, что живут тут, рядом, на соседних улицах… Залпом прочел все эти книги, с тех пор нет для меня в литературе ничего дороже, нет ближе моему сердцу драматурга, чем Островский.

Вскоре попробовал сам написать пьесу, поставили ее на нашей школьной сцене. Никак не думал, что когда-нибудь займусь этим делом всерьез. Шла война, и писал я, конечно, о ней, о том, как чувствовали мы ее тут, в деревне: на войну ушли девяносто три наших мужика. Восемьдесят семь из них не вернулись домой.

Окончил начальную школу, работал в колхозе трактористом, слесарем, много профессий пришлось изучить. Отслужил в армии. И задумал… писать роман».

Именно роман, ибо то, что так волновало, что переполняло его воображение, требовало поистине объемных повествовательных форм.

С детства слышал он рассказы старших о бурных 20-х и 30-х годах, о коллективизации, об острых классовых схватках на Тюменщине. То было время, когда он еще и не родился, но будущему писателю казалось, будто он пережил его вместе со своим народом. В том, что происходило на родной его сибирской земле, он видел события большого исторического значения. Спешил выведать у стариков все, что те помнили, проверял, уточнял факты. Пристально всматривался в участников отгремевших боев, находя в них прототипов своих будущих героев.

Так Зот Тоболкин начал писать роман «Припади к земле». И само это название стало как бы символом всей его творческой деятельности.

Он продолжал работать над романом, будучи студентом журналистского отделения Свердловского университета, завершал свою «сибириаду», уже став опытным журналистом. Около двадцати лет отдал писатель своему первенцу, своей, как он сам считает, «главной книге».

В предисловии к изданию романа («Современник», 1976) критик А. Н. Анастасьев так характеризовал писателя: «Зот Тоболкин и его герои — сибиряки во всем: в языке, в нравах и повадках, в окружающей их природе, в труде. Любовь и вера в людей, на долю которых выпали тяжелые драмы и испытания, — вот главенствующая нота романа… Он не подсказывает читателям своих оценок героев — в каждом из них он раскрывает человеческие пружины действия и поступков, он эпически объективен, и в этом, мне кажется, правда и сила его произведения».