Братья Швальнеры - Socol`ы отца народов. You are in the army now…

– О ком. Об Осипове.

– Ааа…

Два месяца назад в Питерском метро грянул взрыв, унесший жизни нескольких сотен человек. Специфика работы контрразведки, сразу взявшей дело под свой контроль, всегда состояла в том, чтобы проверить воинские части и военно-учебные заведения, в которых так широко обращается оружие, на предмет причастности к случившемуся. Естественно, нагрянули они с обысками и в ту самую казарму, что на днях едва не превратилась в мужской бордель. У одного из курсантов по фамилии Осипов среди личных вещей была найдена «Майн кампф» 18 18 Запрещенная в РФ книга, содержащая признаки экстремистской литературы. Гитлера и нарисованный от руки на развороте тетрадного листа план казармы. Конечно, к теракту эти находки никакого отношения не имели, но их вполне хватило, чтобы сшить Осипову дело экстремистской направленности и заключить его до суда под стражу. Владимиров не верил в его виновность, считал обвинение абсурдным, но, как говорят в следственной среде, «согласно статье 38 УПК РФ следователь – фигура процессуально независимая, от него ничего процессуально не зависит». Начальство приказало, а военному следователю ничего не оставалось делать, как взять под козырек. Казалось, и приговор военного суда для несчастного мальчугана уже заготовлен, и именно поэтому сейчас Владимиров сидел в кабинете начальника училища, занимаясь тем, чем обычно занимается адвокат обвиняемого – собирая доказательства в его пользу.

– Вы были хорошо знакомы с Осиповым? – первым собеседником Владимирова стал курсант по фамилии Хрулев, инициатор давешнего перформанса в стиле «ню».

– Поступали вместе, учились на одном курсе, но в особенной дружбе не состояли.

– Как вы считаете, мог ли он состоять в какой-либо террористической группе?

– С учетом того, что у нас практически нет свободного времени, а в увал отпускают только по выходным, да и то – на полдня, думаю, нет. Хотя, его ведь арестовали, а дыма без огня не бывает…

– Арест еще ни о чем не говорит.

– И все-таки…

– Хорошо, не будем спорить. Откуда у него взялась «Майн кампф»? В России она запрещена… Как вы считаете, где он мог ее приобрести?

– А вы думаете, это так сложно? В нашей казарме почти каждый ее читал, и что?

– Но зачем?

– Думаю, просто так. Знак протеста, как и наш недавний танец. Молодым свойственно бунтовать даже тогда, когда она не понимает цели своих действий.

– А план казармы ему зачем был нужен, как вы полагаете?

– Он часто дежурил по казарме, в наряды попадал. Ну бывает такое, хромала у парня дисциплина. Сами понимаете – здесь многие из неблагополучных семей, и перестроиться махом на такой жесткий распорядок, как здесь, в армии, многим бывает трудно. Как результат внеочередные наряды. Для новичка здешние коридоры как лабиринты Минотавра, вот и нарисовал для своего удобства, не более того. Думаю, что нарисовал еще учась на первом курсе и потом просто забыл выбросить…

– Он был строптивым курсантом? Часто ругался с начальством?

– Да никогда, есть и строптивее. Да и не поругаешься у нас особо – губа же есть.

– Скажите, а как у него обстояло дело с личной жизнью? Девушка у него была?

– Не знаю, – пожал плечами Хрулев. – Вам об этом лучше спросить у тех, с кем он жил.

– Жил??? Что это значит?

– Понимаете, у каждого из нас на гражданке есть съемная квартира. Скидываемся человек по 5—6, и снимаем одну на всех. Когда кто-то в увале, переодеться в гражданское нужно или что-нибудь в таком духе, туда и идем. Там хранятся личные вещи и гражданская одежда. Осипов снимал квартиру вместе с Щербаковым и… еще кем-то, не помню.

– Вот как… В таком случае получается, что Осипов, если бы хотел сохранить наличие запрещенной литературы втайне, ему было где ее держать, помимо казармы? – глаза следователя блеснули.

Хрулев лишь равнодушно пожал плечами:

– Вы следователь, вам виднее.

– Благодарю, вы свободны.

Он оставил у Владимирова противоречивое и скорее негативное впечатление – умный, но равнодушный. Такой спасать никого не будет, тем более эфемерное Отечество в случае войны. Ему наплевать на товарища, он все еще купается в лучах той скандальной славы, что теперь идет впереди героя.

У Володи Хрулева, в отличие от многих его сверстников, в том числе тех, кто делил с ним студенческую скамью, было то, что в народе называется «царь в голове». Его повышенная юношеская эмоциональность в одно время поставила под угрозу его будущее – когда сильно пьющий отец бросил семью, его как назло увлекла уличная жизнь со всеми ее элементами, включая хулиганство, дискотеки, кражи и поджоги автомобилей. Близка была та черта, перейдя которую почти все его однокашники в мгновение ока превратились в маргиналов. В отличие от них, Володя много читал и презирал такую жизнь – но именно его интеллект позволил ему презирать и жизнь обычную, мирскую, которой он и противопоставил свой протест. Горе от ума практически привело его к берегам Рубикона, однако, в этот момент тот же ум стал великим счастьем – он приказал ему остановиться, открыв для него существование еще одной жизни, о которой он не знал, жизни военной. Строгость и требовательность к индивидам, которых Володе так не хватало в окружающем его обществе, тут цвели буйным цветом. Не то, чтобы он сам в них нуждался, но некое садистское удовольствие ему доставляло их применение к другим. Он считал всех на порядок ниже, глупее себя – возможно, небезосновательно, но вечная дилемма, сформулированная еще Достоевским – «Тварь я дрожащая или право имею?» – не давала покоя надменному Хрулеву. Иногда, в минуты бессонных ночей после тусовок он задумывался, не принадлежит ли он к какой-нибудь дворянской фамилии, отчего и живется ему среди «обычных» людей так нелегко. Но мысли эти скоро гнал от себя – они угнетали его, он предпочитал прятаться от них в увеселительных мероприятиях, коих полна была жизнь курсанта военно-учебного заведения.