Дон Нигро - Картины на выставке

ДЖОАННА. Терпеть не могу, когда на меня смотрят. Всегда это ненавидела. Открывала утром глаза и обнаруживала, что он смотрел на меня. Это бесило. Однажды утром проснулась, а этот сукин сын меня рисовал. Я встала, пошла на кухню, вернулась с кувшином виноградного сока и выплеснула на картину. Он не отреагировал, не двинулся. Я спросила, не собирается ли он наброситься на меня, хотя бы накричать, обзывая нехорошими словами. Он ответил, что виноградным соком картина стала даже лучше. Поэтому я ее сожгла. Я также терпеть не могу, когда меня фотографируют. Боюсь, как и Джеронимо, что камера украдет мою душу. Даже когда я смотрю в зеркало, насмешка всегда присутствует в глазах личности, которая я и не я.

БЕАТРИС. Я с самого начала знала: он выбрал меня, потому что я напоминала ее, и при этом она – полная моя противоположность, постоянно создает, но не приносит удовлетворенности, потому что рисует не людей, не живое, только предметы. И даже не предметы целиком. Сплошные тени и искривленная геометрия. Что-то такое, что никогда не посмотрит на нее. Она в ужасе от плоти и крови, поэтому рисует только смерть.

ДЖОАННА. Я пыталась убедить его рисовать других натурщиц, но он продолжал вновь и вновь использовать эту. Не желал отказываться от нее. Мы неделями практически не разговаривали. Я не позволяла ему прикасаться ко мне. Но при этом понимала. Какая-то моя часть понимала. Именно это особенно раздражало. Я не позволила бы ему вмешиваться в мою работу. Никогда и ни в чем. Но сама делала именно это. И не могла остановиться. Они столкнулись – работа и жизнь.

БЕАТРИС. Иногда, когда он работает, я прошу его рассказать о ней.

ДЖОАННА. Невозможно заполучить и то, и другое. Совершенство работы или жизни, говорил Йейтс. И все-таки я не могу их разделить. Не могу отличить танцующего от танца.

БЕАТРИС. И он говорит о ней, пусть и не впрямую.

ДЖОАННА. Наконец, в отчаянии, я пошла к ней.

БЕАТРИС. Для него общение с теми, кого он рисовал, существами, которые жили и дышали, было обязательным. Тогда как она могла иметь с ними дело лишь за рамками своей работы. Словно…

ДЖОАННА ( обращаясь к БЕАТРИС ). Простите, не помешала?

БЕАТРИС. Нет. Я просто читаю.

ДЖОАННА. Надеюсь, ничего слишком серьезного.

БЕАТРИС. Если на то пошло, Достоевского.

ДЖОАННА. Как мило. Не знаю, почему я заглянула к вам. Мне нужно совсем в другое место, но остановилась я здесь, чуть ли не случайно. Нет, я, конечно, знала, что вы живете здесь, и решила заглянуть, подумав, а вдруг вы дома.

БЕАТРИС. Я дома.

ДЖОАННА. Мне повезло.

БЕАТРИС. Я часто дома.

ДЖОАННА. Он рисует вас здесь?

БЕАТРИС. Нет. Только в студии. Или в лесу. Или на природе. Здесь – никогда.

ДЖОАННА. Так он никогда здесь не бывал?

БЕАТРИС. Иногда он подвозит меня домой.

ДЖОАННА. Ага.

БЕАТРИС. Хотите кофе?

ДЖОАННА. Я не пью кофе.

БЕАТРИС. Чая?

ДЖОАННА. Пожалуй, что нет.

БЕАТРИС. У меня «Ред Зингер».

ДЖОАННА. Я понимаю. ( Пауза ). Вы такая красивая.

БЕАТРИС. Я совсем как вы.

ДЖОАННА. Нет, ничего такого.

БЕАТРИС. Он так думает. Я, если честно, этого не вижу.

ДЖОАННА. Сможете, если посмотритесь в зеркало.

БЕАТРИС. Нет, не смогу.

ДЖОАННА. Почему? Кто вы? Сестра Дракулы?

БЕАТРИС. Я вижу отраженный свет. Я не вижу себя. Ненавижу зеркала. Всегда ненавидела. Они превращают меня… Они превращают меня в ледышку. Зеркала холодные. Они – как лед. Я предпочитаю быть плотью. Внутри плоти. Заключенной в плоть.

ДЖОАННА. Вы предпочитаете, чтобы видели вас, а не видеть самой.

БЕАТРИС. Я предпочитаю быть плотью и кровью.

ДЖОАННА. Чем кем? Чем мною?

БЕАТРИС. Я склона думать, что вы – та же плоть и кровь. В этом ничем от меня не отличаетесь.

ДЖОАННА. Спасибо. Как я понимаю, живопись вас особо не волнует.

БЕАТРИС. Некоторые картины мне нравятся.

ДЖОАННА. Мои?

БЕАТРИС. Простите?

ДЖОАННА. Вам нравятся мои картины?

БЕАТРИС. Я их особо и не видела. А потом, не мне судить.

ДЖОАННА. Вы видели мою работу. Я встретила вас на выставке. Но вы ушли до того, как мы смогли поговорить.

БЕАТРИС. Я неважно себя чувствовала.

ДЖОАННА. От моих картин вам стало плохо?

БЕАТРИС. Я так не думаю.

ДЖОАННА. Тогда они вам понравились?

БЕАТРИС. Трудно сказать.

ДЖОАННА. Нет, не трудно. Так понравились они вам или нет?

БЕАТРИС. Нет.

ДЖОАННА. Почему? Потому что их нарисовала я?

БЕАТРИС. Разумеется, нет. Я пошла на выставку, потому что хотела лучше вас узнать, понять вас, но мне не понравилась ваша работа, потому что она мертвая. В ваших картинах нет жизни. Ничто не смотрит на вас. С картин вашего мужа кто-то всегда смотрит, или есть ощущение, что посмотрели бы, возникни такое желание. Все как с зеркалом.