Дон Нигро - Рыбак на озере тьмы

СОНЯ. Ты действительно меня любишь?

ЛЕВ. Я тебя обожаю.

СОНЯ. Да, но ты меня любишь?

ЛЕВ. Да. Я тебя люблю.

СОНЯ. И больше никого не любишь?

ЛЕВ. Бог учит нас любить всех.

СОНЯ. Я не хочу, чтобы ты любил всех. Я хочу, чтобы ты любил только меня.

ЛЕВ. Я люблю остальных, как любят живых существ. Я люблю тебя, как муж любит жену свою. Такой, как ты, в мире больше нет. И никогда не будет.

СОНЯ. Но когда ты овладеешь мною, я стану такой же, как остальные. Ты напишешь обо мне в своем дневнике, а потом забудешь.

ЛЕВ. Почему бы тебе не прийти в постель, а поговорить мы сможем и потом.

СОНЯ. Пообещай, что никогда не будешь испытывать ко мне ненависти.

ЛЕВ. Я никогда не буду испытывать к тебе ненависти.

СОНЯ. Ты клянешься? Я не поверю тебе, пока ты не поклянешься.

ЛЕВ. Я не верю в клятвы, да и в проклятия.

СОНЯ. Значит, ты не клянешься?

ЛЕВ. Я никогда не буду испытывать к тебе ненависти. Я всегда буду тебя любить. Всегда, до самой смерти, и потом тоже. Ты всегда будешь моей женой, и я всегда буду тебя любить, и никто никогда не займет твое место. Ты мне веришь?

СОНЯ. Нет. Ты не поклялся, и я не могу поверить. Какая ужасная брачная ночь.

ЛЕВ. Она еще не закончилась.

( Он целует ее, поцелуй долгий и нежный, они падают на кровать, СОНЯ наверху, потом скатывается и исчезает за кроватью ).

ТОЛСТОЙ. Я помню, что наша брачная ночь прошла прекрасно, особенно после того, как тебе удалось немного расслабиться.

ГРАФИНЯ. Я не расслабилась. Просто заснула.

ТОЛСТОЙ. Тогда мы были счастливы, поначалу. Так?

СОНЯ ( появляется, в ярости ). Я этого не вынесу. Не вынесу.

ЛЕВ. Что? Что теперь не так?

СОНЯ. Куда бы я ни посмотрю, везде она со своим маленьким ублюдком. Моет пол, проветривает наши подушки и одеяла. Я никуда не хожу из страха наткнуться на нее. Я не могу никуда поехать, потому что она всегда стоит на обочине, глядя на меня большими, грустными глазами, прижимая к груди своего уродливого ребенка. Никогда мне так сильно не хотелось убить.

ЛЕВ. Соня, ревность унижает тебя.

СОНЯ. А проститутки – тебя. Но ты к ним бегал.

ЛЕВ. Когда-то. Теперь – нет.

СОНЯ. В моих мыслях бегаешь и теперь. Иногда я так злюсь на тебя, что хочу уничтожить все, сжечь твои дневники, сжечь все, что ты написал. Прошлой ночью мне снилось, что я в саду, полном прекрасных крестьянок, и она приходит в этом сад, с твоим ребенком на руках. И такая ярость к ней наполняет меня, что я выхватываю у нее ребенка и начинаю раздирать на части. Отрываю руки, ноги, наконец, голову. Кричу и кричу в ярости, а мое платье залито кровью. Я постоянно о ней думаю.

ЛЕВ. Это болезнь. Не желаю этого слышать.

СОНЯ. Куда ты собрался?

ЛЕВ. Хочу объехать наши поля.

СОНЯ. Собираешься встретиться с ней, так?

ЛЕВ. Что за глупость.

СОНЯ. Это не глупость. Там ты с ней встречался. Тебе нравилось совокуплять с ней в стоге сена. И не пытайся отрицать. Могу процитировать твои дневники слово в слово.

ЛЕВ. Но теперь я женат. На тебе.

СОНЯ. В твоем дневнике написано, что ты ощущал себя женатым на ней, но ты ее предал и женился на мне. И что удержит тебя от измены мне? Ты пойдешь в поле, и вы будете валяться с ней в сене, как две свиньи. Что ж, иди. Ей это нравится. Мне – нет. Когда ты делаешь это со мной, мне противно. Я нахожу это отвратительным. И я знаю, что при этом ты думаешь о ней.

ЛЕВ. Ни о ком я не думаю.

СОНЯ. Уйди от меня. Не прикасайся ко мне. Ты ужасен.

( Садится за письменный стол, рыдает, положив голову на руки. ЛЕВ смотрит на нее, колеблется, потом поворачивается и уходит ).

ГРАФИНЯ. И я была права. Ты хочешь ее. Даже теперь ты хочешь ее.

ТОЛСТОЙ. Соня, она теперь старая женщина.

ГРАФИНЯ. У тебя в голове – нет. В твоих историях она по-прежнему соблазнительная крестьянская девушка с загорелыми ногами. Ты даже не меняешь ей имя. Думаешь, я – дура? Думаешь, я не вижу, что ты до сих пор хочешь ее? ( Вытирает глаза и начинает что-то переписывать ).

ТОЛСТОЙ. Ты на двадцать лет моложе и по-прежнему красивая. Ей восемьдесят, и у нее нет зубов.

ГРАФИНЯ. Она – женщина в твоем разуме, а я нет.

ТОЛСТОЙ. Нет, ты – женщина, которая всегда кричит на меня. И наступит день, когда я выйду в поле и приставлю револьвер к виску.

ГРАФИНЯ. Подожди. Я принесу патроны.

ТОЛСТОЙ. Да, ты хочешь моей смерти. Тогда я буду полностью принадлежать тебе. Ты такая эгоистка.

ГРАФИНЯ. Это я эгоистка? А кто провел тысячи часов, переписывая «Войну и мир», расшифровывая твои ужасные каракули?