Леонид Андреев - Царь голод

– Положи руку на мою несчастную голову. Я ребенка убила.

– Приласкай меня, Отец!

– Пожалей!

– Несчастные мы! Забытые!

Плачут. И, закрыв руками лицо, плачет сам Царь Голод.

– Бедные! Бедные! (Говорит он сквозь слезы.)

Все слова, стоны и рыдания сливаются в один протяжный вопль, полный невыносимой, подземной тоски. Музыка вверху, точно испугавшись, играет красиво и печально. И, презрительно сложив руки на груди, смотрит на плачущих Председатель.

Царь Голод (очнувшись) . Довольно, дети!

Председатель.Да. Я думаю, что довольно хныкать. Отец, простите меня, но вы внесли беспорядок в наше собрание. Мы люди занятые, нам некогда.

Царь Голод.Продолжайте заседание.

Председатель.Вам принадлежит председательское место.

Царь Голод.Останьтесь на нем вы. Я буду только гостем.

Председатель (польщенный, кланяется) . На места! Молчать!

Кто еще плачет? Закройте шлюзы, иначе выгоню!

Все, вздыхая, рассаживаются.

Царь Голод (садится возле Смерти) . И ты тут?

Смерть.Да, – дело было.

Царь Голод.Вон тот, в углу?

Смерть.Да. И еще будет.

Председатель (звонит) . Заседание продолжается. Кто имеет сказать?

Встает маленькая Девочка; у нее очень бледное тонкое лицо и большие, черные, печальные глаза. Оправляет платьице. За несколько времени до ее речи, произносимой очень нежным детским голоском, но без смущения, – наверху, у освещенного окна, происходит следующее. Отодвигаются гардины, и входят двое: молодая Девушкас обнаженной гордой шеей, на которой легко и строго сидит красивая задумчивая головка, и через мгновение, следом за ней, влюбленный Юноша. Он любит ее красивою и чистою любовью, а она?.. Быть может, любит, быть может, нет. Стоит, опустив ресницы, прекрасная и гордая; и вдруг быстро пожимает ему руку, и вдруг, как солнце, озаряет его кротким, сияющим взглядом, и светлой тенью выскальзывает из-за светлых гардин. Он протягивает за ней руки; но ее нет; и, полный счастья, быть может, слез, обращает он к темной улице свое побледневшее лицо.

А внизу:

Председатель.Ты, девочка? Разве ты умеешь говорить?

Девочка.Да. Я хочу сказать тоже. Можно?

Царь Голод (удивленно) . Чей это ребенок?

Девочка.Я не ребенок. Я блудница. Мне сейчас двенадцать лет, хотя на вид я кажусь несколько старше. А когда мне было десять, мамаша продала меня одному господину (показывает наверх) за двадцать рублей и бутылку водки.

Это недорого, но мамаша тогда была неопытна, так как я первая ее дочь; остальные пошли дороже. Сестричка Лизанька, которая удавилась…

Председатель.Говори только о себе. Нам некогда.

Девочка.Хорошо – я так только, вспомнила. С тех пор вот уже два года я каждую ночь имею одного или двух мужчин, но платят они недорого. И деньги мои – ведь это мои деньги? – я отдаю моему любовнику, чтобы он не так бил меня…

Встает рослый Франт, с рыжими усами, и хрипло, с самодовольством, подтверждает:

– Это я.

– Молчать! Продолжай, но короче.

– Что же еще? Ах, да. Я научилась пить водку; я и теперь пьяна, но только немного. Что же еще? Ах, да. У меня очень болит сердце. (Садится.)

Царь Голод (поднимает голову кверху и говорит тихо, сквозь зубы) . Вы слышите, проклятые!

Председатель.Девочка, встань. Чего же ты хотела бы для них?

Девочка (встает и оправляет платьице) . Я желала бы, чтобы все они умерли.

Царь Голод (наклоняясь к Смерти) . Ты довольна?

Смерть.Да, приятно слышать.

Председатель.Убежден, что девчонка высказала наше общее пожелание. Но чтобы не вышло (рисуясь) юридической ошибки, я ставлю вопрос на баллотировку. Тех, кто желает оставить им жизнь, – прошу встать.

Все сидят. Один пьяный пробует встать, но ему объясняют, в чем дело, и он садится.

Так. Никто. Теперь прошу встать тех, кто за смерть.

Все дружно встают, в том числе Царь Голод и Смерть.

Так. Встали все.

Суровый и мрачный голос.Нет, еще не все. А вон тот? (Показывает в угол, где лежит мертвый.)

Все взоры угрюмо оборачиваются в эту сторону.

Сдержанные мрачные голоса. Он также должен голосовать.

– Мертвые также имеют голос.

– Поднимите его!

– Поднимите мертвого!

Подходят трое и, среди молчания, поднимают мертвого и держат его стоя.