Александр Поздеев - Голос неба. Пьеса, рассказы, стихи

– Мне пора возвращаться в родной дом, очищенный от скверны теней. Но подумайте, сколько еще на свете душ, непрощенных и не понятых, бродят по дому теней, подобно мне? Так, не пора ли выйти из-под его мрачных сводов на улицы, залитые светом Божьих Истин?

Входит в подъезд.

Квартира Анечки

За накрытым столом сидят все трое. Чаевничают. Аня так и не сняла школьное платье с белым передником, будто боится расстаться с уходящим детством. Ворот платья распахнут, волос свободно распущен по плечам (в день освобождения из тюрьмы непрощения можно позволить себе некоторые вольности).

Отец молится. Мама, склонившись к Ане, тихо шепчет.

– Но имей в виду, ходить на ваши собрания все-равно не стану.

– Всему свое время, – говорит отец, – когда три года назад ты прогнала меня за мою веру, я и предположить не мог, что Аня придет вслед за мной к Господу.

– Пап, – спрашивает Аня, – ты не уедешь?

– К сожалению, дочь, я должен уехать. Дела. Но два дня у меня есть, и если мама разрешит, то погощу.

Лицо Ани спокойно и безмятежно, она улыбается. В дверях стоит невидимая для родителей, но видимая ей душа, одетая не в школьную форму, а в красивое модное платье, в руках букет цветов.

– Я вернулась чтобы никогда больше не уходить от тебя, – говорит Ане

душа, – готова впустить меня – очищенную, напоенную светом?

– Да готова! – отвечает ей Аня.

Автор:

– Вот и вся история, которую я хотел рассказать вам о доме теней. Сколько еще заблудших душ бродят под его мрачными сводами, не подозревая, что выйти на свободу так просто. Прощение, жертвенность, любовь – вот ключи, отпирающие двери темниц дьявола. Если бы мы осознали это, жить было бы гораздо проще. Наша героиня осознала, победила, а как-же другие люди?

Мимо автора проходит мужчина с низко опущенной головой, очень грустный, в глазах слезы.

– Ну вот, видите, один из них! – восклицает автор. – попробую заговорить

с ним! Кажется, его история не менее интересна, чем история Ани.

Автор пытается догнать мужчину.

Тот, заметив преследование, только прибавляет шагу.

Занавес.

Хлопнула позади него тяжелая больничная дверь и стылый морозный воздух осени мгновенно заполнил легкие. И он сладостно вдыхал его, широко расправив плечи. Позади осталось нудное больничное существование с запахом лекарств, облезлыми стенами, и угнетающими дух процедурами. Дошел до проспекта и замер, ожидая сигнала с зеленым человечком. Машины неслись сплошным потоком, даже красный свет был для некоторых сумасбродных водителей уже не авторитетен.

Перейдя проспект Максим направился в сторону парка, где они условились встретиться с Мариной, но на полпути его внезапно настиг телефонный звонок от нее.

– Максюшка, прости меня, дуру такую!

– Ты чего Маришка? Голос у тебя дрожит… Случилось чего?

– Я не приду, Максюша, прости, у меня другой парень, надеюсь ты поймешь!

Побелевшие его пальцы с такой силой сжали телефонную трубку, что она чуть не хрустнула, в прошлом Максим был перворазрядником-штангистом.

Маришка отключилась, Максим нервно закурил и надрывно пускал красивые кольца дыма, так он делал только когда нервничал. Мимо, постукивая палочкой по асфальту, прошла слепая женщина в темных очках и с собакой-поводырем. Палочка стучала по ровному асфальту почти мерно и как-то спокойно, но, стоило ей попасть в выбоинку, звук стал немного тревожным.

Так получилось, что Максим шел почти по следам женщины, потом обогнал и уселся на пустую скамейку переживать, так как он считал. Но женщина, к его неудовольствию, тоже выбрала эту самую скамейку для отдыха. Пес тянулся к лакированным ботинкам Максима, но тот с неудовольствием отодвигался все дальше и дальше, но уходить совсем посчитал за поражение, скамеечку-то он первый занял.

– Чак прекрати! – прикрикнула на собаку женщина.

Некоторое время оба и Максим и женщина молчали, погруженные в свои невеселые раздумья, даже Чак поник, лег, сложив голову на лапы, и с грустью поочередно смотрел то на хозяйку, то на Максима.

– Простите, – нарушил молчание Максим, – всегда хотел знать, каково это – быть лишенным видеть все краски жизни? Ради всего извините…

– Ничего, – ответила женщина, выйдя из глубокого раздумья, – хорошо, что вы заговорили со мной, сама бы я не решилась. Вон видите, будочка эстрады покрашена в сиреневый цвет?