Бертольт Брехт - Что тот солдат, что этот

Гэли Гэй (умывается) . А кто наш враг?

Бегбик. Этого еще не сообщали. Пока неизвестно, на какую страну пойдем войной. Но скорее всего на Тибет.

Гэли Гэй. Знаете ли, вдова Бегбик, все-таки один человек это еще ничто. Кто-то другой должен его окликнуть, чтобы он стал человеком.

Входят солдаты в походном снаряжении, с ранцами за спиной.

Солдаты. На посадку!

— По вагонам!

— Все в сборе?

Уриа. Сейчас. Давай надгробную речь, дружище Джип, надгробную речь!

Гэли Гэй (подходит к гробу) . Подымите этот ящик, принадлежащий вдове Бегбик, в котором лежит этот таинственный труп, поднимите его на два фута кверху и затем опустите на шесть футов в глубину, заройте в земле Килькоа и выслушайте надгробную речь, которую произносит Джерайа Джип из Типерери, произносит с трудом, ибо он к ней не готовился. И все же я скажу. Здесь покоится Гэли Гэй — человек, которого расстреляли. Он вышел из дому утром, чтобы купить маленькую рыбу, но к вечеру имел уже большого слона и в ту же ночь был расстрелян. Дорогие мои, не думайте, что при жизни он был таким уж ничтожеством. Все-таки у него была собственная соломенная хижина на окраине города. Было и еще кое-что, о чем, впрочем, лучше промолчать. Он не совершил особенно тяжкого преступления, потому что был хорошим человеком. И что бы тут ни говорили, но, право же, это был совсем незначительный проступок. Я тогда был слишком пьян, господа, и к тому же — что тот человек, что этот, все равно, вот почему его пришлось расстрелять. Но сейчас уже становится прохладнее, как всегда перед рассветом, и я думаю, что нам пора уходить отсюда, здесь и так уж слишком неуютно. (Отходит от гроба.) Почему вы все так нагружены?

Полли. А потому, что мы сегодня должны отбыть в эшелоне к северной границе.

Гэли Гэй. Вот как, но почему же тогда я не нагружен?

Джесси. Действительно, почему он не нагружен?

Солдаты вносят вещи.

Вот твои вещи, начальник.

Солдаты тащат нечто завернутое в соломенные циновки.

Уриа. А этот пес не слишком торопился. Но мы еще за него возьмемся. (Указывая на сверток циновок.) И вот это называлось тайфуном в человеческом образе.

Все уходят.

Внутри движущегося вагона

Ночь незадолго до рассвета. Солдаты спят в гамаках. Джесси, Уриа и Полли бодрствуют, Гэли Гэй спит.

Джесси. Этот мир ужасен. Людям нельзя доверять.

Полли. Человек самое подлое и самое слабое из всех живых существ.

Джесси. Мы шагали сквозь пыль и брели по воде, по всем дорогам этой огромной страны от хребта Гиндукуша до великих равнин южного Пенджаба, но везде, от Бенареса до Калькутты, при солнце и при луне, мы видели измену. Подумать только — этот человек, которого мы приютили, отобрал все наши одеяла, так что нам теперь и поспать нельзя. Он скользкий, словно дырявая жестянка с жидким маслом. Он не знает никакой разницы между "да" и "нет", сегодня говорит одно, завтра другое. Эх, Уриа, мы уж не знаем, как тут быть. Пойдем к вдове Бегбик, она сторожит сержанта, чтобы тот не свалился с платформы. Пойдем попросим ее, пусть она ляжет теперь с этим, чтобы ему было приятно и он не приставал к нам с вопросами. Она хоть и стара, но еще не остыла, а мужчина сразу приходит в себя, когда рядом с ним лежит женщина. Идем, Полли!

Идут к Бегбик.

Послушай, вдова Бегбик, мы просто не знаем, что делать. Мы боимся, что заснем, а тут этот парень захворал. Пожалуйста, ляг рядом с ним и потом делай вид, что он переспал с тобой, так чтобы ему было приятно.

Бегбик (входит потягиваясь, заспанная) . Ладно. Только вы трое отдайте мне ваше солдатское жалованье за семь недель.

Уриа. Ты получишь все наше жалованье за семь недель.

Бегбик ложится рядом с Гэли Гэем.

Джесси накрывает их газетами.

Гэли Гэй (просыпается) . Почему так качает?

Уриа (обращаясь к другим солдатам) . Это слон трется о твою хижину, чудак.

Гэли Гэй. Что это там шипит?

Уриа (обращаясь к другим) . Это рыба кипит в котелке, мой милый.